Его размышления прервал политкомиссар бригады, с двумя вестовыми проходивший мимо библиотеки.
— А-а, книги осматриваешь, ищешь повреждения? Не беспокойся, кажется, все в порядке.
— Обошлось лучше, чем я думал, — бодро ответил Раде.
Комиссар вдруг что-то вспомнил:
— Слушай, Раде, даю тебе приятное задание. Чтобы эти книги не растащили, постереги их со своими артиллеристами до завтрашнего утра, а там видно будет. Ну как, согласен?
— Согласен, товарищ политкомиссар!
Будто желая загладить свою вину за обстрел библиотеки, Раде принялся подбирать вывалившиеся на пол книги и ставить их в шкафы. Постепенно это занятие успокоило его и снова возвратило в далекое детство, когда в таком же полутемном помещении он украдкой знакомился со своими первыми книгами. Вспомнил Бошко, по слухам воевавшего где-то в Лике, неловко улыбнулся и пробормотал, словно дядин сын был подле него:
— Вот видишь, я опять при книгах. Веришь ли, у меня сердце разрывалось, когда нужно было по ним из пушки ударить.
Поставив в шкаф последнюю книгу, Раде прошелся по пустынному зданию, которое уже тонуло во мраке, а потом, давя осколки стекла тяжелыми сапогами, направился распределить людей для охраны библиотеки и орудия, уже стоявшего во дворе.
Сам он заступил на пост в первую смену.
С автоматом на груди Раде стоял перед темным, безмолвным зданием и прислушивался к редким далеким выстрелам и окрикам соседних часовых. В окутанном темнотой городе не было заметно никаких признаков жизни. Долетевший с реки слабый порыв влажного ветерка принес осенний гнилой запах водорослей и заставил поежиться. Растворившийся во мгле город и затянутое тучами небо не отсвечивали на поверхности Уны ни единым бликом, и поэтому река полностью сливалась с окрестностями…
Заглядевшийся на город Раде время от времени вздрагивал и вспоминал, где находится: «Да ведь я охраняю библиотеку!» И еще крепче сжимал холодный автомат, горделиво выпрямлялся и напряженно всматривался во тьму. Ему чудилось, что этой ночью он охраняет свое детство, свои первые книги, полузабытых героев и двоюродного брата, Бошко. Попробовали бы теперь сунуться злая старуха или угрюмые жандармы и попытались его ограбить! Их встретил бы не тщедушный, пугливый мальчонка, а суровый, стойкий боец, который сумел бы защитить свою святыню.
А случись ему завтра погибнуть на пороге библиотеки — тотчас оживут герои прочитанных книг и займут его место в строю Второй Краинской бригады.
Первая встреча с Николетиной
С Николетиной Бурсачем, лихим партизаном, прославленным пулеметчиком, а позже — любимым бойцами командиром роты, я познакомился еще в те времена, когда он был всего-навсего босоногим сорванцом Николицей.
В тот день я в первый раз пошел в школу.
Осенним утром меня одели по-праздничному, и дед повел меня учиться. По дороге, под самой Михаиличевой горой, нас догнал голенастый парнишка со школьной сумкой, подпрыгивающей за спиной, на бегу бросил нам «доброе утро» и зарысил в гору, но дед окликнул его:
— Эгей, Николица, постой-ка!
Тот остановился, точно его дернули за удила на полном скаку, повернулся на одной ноге и с любопытством уставился сначала на деда, а потом на меня.
— Слушай, Ниджо-душа, присмотри-ка за моим внуком. Видишь, несмышленыш еще совсем. Ходи вместе с ним в школу и домой приводи, чтобы на него чья-нибудь собака не кинулась или корова не забодала. Как, брат, согласен?
— А чего же, согласен, — добродушно отозвался нескладный, одетый кое-как подросток и с интересом оглядел меня с головы до пят. Видно, белобрысый первоклассник в красной шапочке, какие носят в Лике, и новеньких опанках показался Ниджо чересчур нарядным, так как у него вырвалось восклицание:
— Ишь ты какой — все равно как бусинка!
— Вот-вот, ладная дедова бусинка, дедушкин ученичок! — с гордостью подтвердил старик и, обнимая меня, посоветовал:
— А ты, душа, знай держись этого паренька. Не отходи от него всю дорогу.
Как бы приняв меня под свою опеку, Никола сдвинул мою личанскую шапочку на правое ухо и критически оглядел меня.
— Так вот и носи, как парню положено!
— Ни дать ни взять парень, — согласился дед, а я сам, чувствуя, как шапка щекочет мне ухо, возомнил, что другого такого молодца не сыщешь во всей округе и не встретишь ни на одном приходском празднике. Даже на таком, где без жандармов не обходится. Шапка набекрень, эгей!