На следующей остановке напротив него сели мальчик с девочкой. Ей было лет четырнадцать, может и чуть меньше, ему — шесть-семь. Леамо еще подумал, что девчонка вовсе неплохая добыча для развратника: волосы цвета резеды, кукольные глазки, чувственный рот. А грудь! А ножки! Она улыбнулась, Леамо покраснел. Тем временем мальчик заинтересовался солдатами на улице:
— Гляди, канадцы.
Ответный удар последовал мгновенно:
— Дурак, какие же канадцы? Шотландцы, в юбочках.
Некоторое время они переругивались. Затем мальчуган достал из кармана значок:
— Смотри, какой смешной.
— Вылитый лук-порей. Он невзаправдашний.
Чтобы прервать новую ссору, Леамо пришлось вмешаться:
— Это значок Уэльского гвардейского полка.
Дети умолкли, не выразив, однако, восторга от его осведомленности.
— Нам на следующей, — сообщила девочка.
Они встали. Уже на подножке девочка обернулась и вновь улыбнулась Леамо.
II
Освещенная газовым рожком лавчонка мадам Дютертр слабо мерцала в глубине длинной, мрачной улицы Казимир-Перье. Только подойдя ближе становилось ясно, что это храм разума, культуры и просвещения. Тем не менее, редкие и в мирное время посетители, во время войны совсем исчезли. Местные богатеи предпочитали покупать книги у Гонфевилля, на Бернарден-Сен-Пьер, а то и в столице, прочие же удовлетворяли свои умственные потребности периодикой.
Вдова Дютертр жила одна. Шила, стирала, подметала, стряпала. И, конечно, читала. Все это в ожидании покупателя при деньгах. Впрочем, маловероятного. Леамо вырвался из сумерек Казимир-Перье и замер в мерцающем свете.
Тут же вопрос:
— Месье Леамо, вы заходили в «Гомон» на этой неделе?
Ответ она знала заранее, так как Леамо, охотно смотревший фильмы в «Курзале» и «Омни-Патэ», «Гомон» на дух не принимал.
— Еще чего.
— Так вот, стою я за билетом, а какой-то юный хулиган взял да и поджог мне шубку. Сигаретой, или как это по-ихнему? Цыгаркой, чинариком. Не так уж я смахиваю на барыню, чтобы срывать на мне злость за собственную нищету.
— Сейчас, — уточнил Леамо, — рабочие совсем не бедны, денег гребут ого-го!
— Если я отзываюсь о них нелицеприятно, — заверила мадам Дютертр, — то лишь потому, что люблю.
— И напрасно, — заметил Леамо.
— Раньше, — продолжала мадам Дютертр, — я участвовала в женском движении, организовывала народные университеты. Писала в журнал «Фронда».
Опять — двадцать пять. Но мадам еще не закончила:
— Люди вообще глупы. Взять буржуев. Потолок течет, а домовладельцу только и забота, что я не плачу квартплату.
Леамо промолчал. Он считал, что неплатеж — вопиющее безобразие, происки жидомасонов.
— А чем платить? Недавно один школьник хотел купить «Орлеанскую деву» с иллюстрациями. Так я не продала.
— Грязная книжонка, — сообщил Леамо.
Помолчали. Леамо показалось, что в задней комнате кто-то скребется. Может, месье Фредерик. Он решил перейти к новостям дня.
— Читали, Франц-Иосиф умер?
— Тьфу, — фыркнула мадам Дютертр. — Кровожадный старикашка.
— Вовсе нет, — возразил Леамо, — бедный старик, несчастный старый император. Понимаете, Император.
Это слово его возбуждало. Произнося его, он сам как бы приобщался к величию.
— Читали эту книгу? — спросила мадам Дютертр, вырывая Леамо из императорских мечтаний.
Книжонку о «неизвестных силах природы» Леамо читал и не одобрил.
— Вы неправы, месье Леамо! Наука не все может объяснить. Когда мой сын погиб в кораблекрушении, в ту же ночь он явился в моей спальне, весь зеленый, словно лягушка.
— Бр-р, — посочувствовал Леамо. — Вы наверно перепугались?
— Нет, — заверила мадам и добавила. — Примерно тогда же и мой муж помер. Подлец он был, муженек, за каждой юбкой бегал. Тут Леамо услышал уже явственный шорох.
— Месье Фредерик, — шепнула мадам Дютертр, — читает Лютера. Старое издание, ему не по карману. Он швейцарец.
И уточнила:
— Нейтральный.
— Ну мне пора, — пробормотал Леамо.
На улице его стало знобить. Может быть от зеленого трупа, а может — от читателя из задней комнаты.
На дамбе около семафора Леамо увидел разинутые пасти двух пароходов. Он ведь все о них знает — сколько солдат везут, сколько офицеров, каких полков. Не так уж плоха его работенка, если дает возможность каждый день обмениваться любезностями с мисс Уидс. Он тихонько посмеялся над самим собой.
Потом сел в трамвай и отправился спать.