— Разве не правда, — не унимался сенатор, — что женская добродетель капитулирует при виде мундира?
— Значит, ты утверждаешь, — заметил Бернар, — что большинство женщин — шлюхи.
— Как всегда клевещешь, — возмутился сенатор. — Ничего такого я не говорил. Попробуй лучше камамбер. Знаешь, как я отвечаю на пораженческие речи — смеюсь над ними: ха-ха-ха!
— И правильно, — согласилась Тереза. — Если к вам прислушиваться, Бернар, помрешь от меланхолии.
— Но я-то не помер, — возразил Бернар.
— Еще бы, ты только ею и живешь.
— Я объективен.
— Ладно, хватит. Эти апельсины мне прислал некий швейцарец.
— Мне тоже.
— Может, навестим их? — предложила Тереза.
— А почему бы и нет? — оживился сенатор. — Если Лали теперь Гейфер, то она же не перестала быть нашей кузиной? Кузен Адольф! Страшно подумать, что у нас теперь родственник с подобным имечком. Но Лали славная бабенка. Ты, помнится, когда-то лапал ее без зазренья совести.
— Перестань, — произнесла Тереза.
После кофе Бернар быстренько распрощался с братом и в половине второго уже стоял у двери, которую сторожил фаянсовый пес.
Открыла ему Аннетта.
— Ой, как я рада, как я рада!
— Здравствуй, малышка.
— Здравствуйте, месье Леамо, — ответствовала малышка.
— Зови меня Бернар.
На крыльцо вышла старшая сестра Мадлена в кимоно персидского облика с внушительным разрезом, что делало ее очень даже смахивающей на шлюху.
— Входите же, месье, — воскликнула она.
Он вошел. Она сердечно пожала ему руку и впустила в комнату, именуемую гостиной, увешанную флагами самых разнообразных стран и народов и фотографиями офицеров союзных армий, по большинству британской.
— Мои крестники, — подмигнула Мадлена и тут же отправилась за бутылкой виски. В это время появился мальчуган по имени, как выяснилось, Поло, в воскресном костюмчике. Мадлена вскоре вернулась.
— Очень мило с вашей стороны сводить их в кинематограф. У меня-то времени нет. Бьюсь с ними с пятнадцати лет. А разве на заводе мне хватило бы, чтобы дать им приличное воспитание? Так что виновато общество, а не я.
— И не я, — буркнул Леамо, не признававший и намека на осуждение общественных устоев.
— Я не жалуюсь, — заверила Мадлена. — Дети мне сказали, что вы что-то вроде переводчика.
— Нечто вроде, — согласился Леамо. — Г-м, г-м, виски у вас превосходный.
— Главное задарма, — встрял Поло.
— Это подарок, — подтвердила старшая сестра.
— Ну мы пошли, — вздохнул Леамо, вставая.
И очень вовремя, так как вот-вот должен был подчалить некий капитан Анзак.
— Очаровательная у вас сестра, — сообщил Леамо.
— Это точно, только поведения не слишком честного, — уточнил Поло.
— Хи-хи, — прыснула Аннетта. — Ну и сволочь ты.
— Ш-ш-ш, — укорил ее Леамо, — разве так можно?
У кинотеатра «Омниа-Патэ» бурлила толпа, медленно всасываясь в здание, тяжелая и вонючая, как жидкий асфальт.
— Черт возьми, нам билетов не хватит, — ругнулся Поло.
— Если хоть раз еще чертыхнешься, отправлю домой.
— Правильно, месье Бернар, — одобрила Аннетта.
— Дудки, — заявил Поло. — Мадо не велела оставлять вас одних. А как мы, все-таки, войдем?
— Я взял билеты заранее.
— Какой вы милый, месье Бернар, — вновь одобрила Аннетта.
Взволнованный Леамо украдкой смахнул слезу. Затем усадил детишек по обе стороны от себя. Сзади оказались две чопорные дамы. После сербского и итальянского гимнов, порядком утомивших публику, грянула «Марсельеза». Тут уж все встали по стойке смирно.
— Ну и скукотища, — пожаловался Поло, — сдохнуть можно.
Тут стало темно, как безлунной ночью, и на экране замелькал журнал Патэ.
— Еще похлеще! — не унимался Поло.
— Верно! — подхватила Аннетта.
— Журнал Патэ — это весьма поучительно, — произнесла одна из пожилых дам. — Он мог бы немало поспособствовать народному просвещению. К сожалению, народ упорно не желает просвещаться.
Журнал Патэ закончился к большой радости галерки.
— Гляди, Поло — Гигитта, — сообщила Аннетта. А Леамо пояснила. — Подруга сестры.
Обе дамы покосились в указанном направлении. Гигиттой могла быть только роскошная шлюха по соседству с австралийским офицером.
Наконец свет вновь погас, галерка опять оживилась. Затем были показаны приключения Ника Уинтера в трех частях. После чего дирекция осчастливила публику антрактом.
— Хотите выйти? — спросил Леамо.
— Нам и здесь неплохо, — сказал Поло. — В кои-то веки посидеть в партере.
— Ну как, Аннетта, понравилось? — поинтересовался Леамо.