И, не дожидаясь, пока Оленин ответит, продолжил:
— Затем, чтоб сделать то, чего не сделал еще никто и никогда в этой деревне! И я сделал! Вот они, плоды труда, — подкинул он на ладони увесистого «короля ранних».
— Так это ж очень похвально! — воскликнул Оленин, едва успевая следить за внезапными поворотами речи Глазкова.
— Ну, а сейчас я вам скажу, что для меня это этап пройденный. Интереса больше не представляет...
— Тут я вас перестаю что-то понимать, Павел Касьянович...
— А я понимаю вас, как и прежде. Вас и Чеснокова. Потому и душа у меня к вам лежит, что вы оба с головой... Понимаю, что огородные дела для вас — всего лишь мелкий камушек, а я — мелкий исполнитель, нужный, так сказать, для поддержки колхозных штанов. Временно... Поднакопит колхоз жирку — штаны сами будут держаться... Вот я, откровенно говоря, и побаиваюсь, как бы мне тогда не остаться на бобах... Вы рванете с космической скоростью в высоту, а мне придется здесь ковыряться. А то, что вы рванетесь вперед, я уверен. Иначе разве пристал бы я к вам?
«Так вот в чем дело, оказывается!» — присвистнул в уме Оленин и после довольно длительного молчания требовательно сказал:
— Ну, что ж, выкладывай свои требования к правлению. Давай все, какие имеются...
Но Глазков молчал, опустив понуро голову. То ли прислушивался к скрипу коростеля, что сердито заходился где то в луговине, то ли обдумывал, как изложить «требования к правлению». Вдруг выпрямился с шумом, суетливо вздохнул.
— Вы уж как-нибудь сами обмозгуйте... Пора, пожалуй, спать.
Сказано это было с оттенком беззаботности, но беззаботный тон его не обманул Оленина.
«Крепко же тебя корежит, друг ситный... Стараешься не подавать виду, а похоже, не легко жить тебе с твоим тщеславием. Гложет оно тебя, как болезнь постыдная: и больно от нее и признаться совестно... Ну, болезнь эта не смертельна… А мне... смертельно хочется спать», — заключил Оленин зевая и вытянулся на прохладной траве. Накинув на себя плащ, Глазков тоже начал укладываться неподалеку. Оба натянуто молчали.
Густая синь ночи чуть-чуть вздрагивала. Взошел Сириус. На восточной стороне неба по-прежнему висела густая тьма, все спало. Только вдали, в деревне, запели петухи. Над Ташумкой пошел куриться легкий туман. Зарождался рассвет: самое прекрасное время суток. Заметно похолодало. Воздух стал еще чище, еще прозрачнее.
«А у этого — что в голове, что в душе — мутная бурда какая-то…» — с неприязнью подумал Оленин о Глазкове и уснул.
ГЛАВА 14
Весь день Оленин промотался в городе, занятый по горло. Даже перекусить не успел, а когда выпала возможность, столовые оказались закрытыми. Решил пообедать в ресторане: тут хотя и дольше, зато можешь дать полную волю своему аппетиту, отведать благ кулинарии, каких в Крутой Вязовке никто и во сне не видал...
В ресторане жарко и шумно. Несколько мест оставались свободными. Сел за столик у открытого окна. Появилась официантка. Издали она показалась довольно симпатичной: на затылке коса куделью, открытая шея — круглая и гладкая. Но когда она подошла вплотную, Оленина передернуло: казалось, проведи он по ее шее пальцем, и палец станет сальным, как от сковороды...
Пересел подальше, чтоб не портить аппетит. Обед заказал обильный, вернее — обед и ужин сразу. Ожидая, пока принесут, потягивал тепловатое пиво. В голове — надсадный гул, все вертелись и вертелись дневные заботы и хлопоты: с утра пошли полосой.
Началось с сухопарого, модно одетого студента — бригадира «голубой дивизии». Пересчитав внимательно недельную получку бригады, он сунул ее небрежно в карман, изрек:
— Напоминаю: в школу детки собиралися... Бабье лето на носу... Побеспокойтесь о замене кадров. В субботу кончается контракт. Гуд бай!
И помахал рукой.
Пришлось срочно искать других рабочих, нанимать на разборку баржи. Договоры... Расписки... Ордера... Квитанции... Обалдеешь от всего этого с непривычки.
На мебельной фабрике заказал полторы сотни стульев для клуба и для детяслей. Клуб и ясли стояли уже под крышами, мастера-шабашники вели внутреннюю отделку.
Закончив неотложные дела, позвонил в пароходство «Волготанкер» шефам. Оттуда пригласили его приехать сейчас же в Управление. Приезжает — и неожиданная радостная новость: начальник Управления подает листок. На листке напечатано: «Выписка из приказа... Номер такой-то... Дата...»
И ниже: «В целях оказания практической помощи труженикам сельского хозяйства выделить подшефному колхозу «Пламя» еще одну деревянную баржу, отработавшую срок и предназначенную на слом, для использования последней на деловую древесину».