Выбрать главу

Председатель начертил лопатой на земле мету, как ему хотелось, и велел сажать по ней. Пырлю послали за водой.

Оленин выкопал яму, взял деревце. На каждом саженце бирка: посадил такой-то, дата. Принялся закапывать. Подошел Чесноков (на все эти древонасаждения он смотрел косо), тронул за плечо Оленина.

— Инструктор обкома по деревне ходит. Проверка. Нескольких вызывал к себе. Заявление, говорят, на тебя поступило. Будто ты за колхозные овощи и баранов приобретаешь у шефов личные блага. Собственный дом возводишь. Инструктор вызывал Марину Глазкову, допрашивал: правда ли, что тебе ежедневно носят корзинами яйца из колхозной птицефермы?

На последних словах Чеснокова Оленин сморщился, усмехнулся брезгливо. Чесноков тоже усмехнулся, понимающе продолжал:

— Марина разошлась — страсть! Брякнула перед ним на стол ключи от своих складов. «Идите, — говорит, — сами кур щупайте да яйца считайте, если нет мне доверия!» И ушла. Ужас, какая стала норовистая! Инструктор даже струхнул было, глазами захлопал. Пришлось мне объяснять ему, что ты вообще никогда яиц не потребляешь.

В уголках рта Оленина пролегли глубокие морщинки обиды.

«Видимо, и через это надо пройти...» Покачал головой, сказал задумчиво:

— Знаешь что, Дементий Яковлевич? На самом деле, на кой черт мне этот шефский персональный дом? Вот что сделаем: давай-ка поставь его на колхозный баланс. Пусть будет общественным. Достроим — сниму часть себе под жилье, другую — хоть ты, хоть любой другой...

Чесноков прищурился.

— А что? Умно. Это, так сказать, ход конем... Отнимем зацепку у клеветников. Сейчас же проведу по документам.

Чесноков, пнув ногой охапку саженцев, лежавших рядом, ушел, бормоча что-то про себя.

С погасшим интересом Оленин выкопал еще две-три ямки. Выкопал кое-как, воткнул в них деревца, не засыпал, махнул рукой и побрел в контору.

Неподалеку монтировал колесо Радий. Заметил, что председатель ушел чем-то расстроенный, не закончив работы, подошел к незакопанным саженцам, потрогал пальцами бирку, усмехнулся. Вынул химический карандаш, что то дописал на бирке, засыпал землей корни, затем пошел заканчивать колесо.

Порогина, проверявшая, все ли сделано как надо, с недовольством отметила, что деревца воткнуты вкривь и вкось. Каково же было ее удивление, когда она прочитала па бирке: «Посажено Олениным Л. П. такого-то числа, года... в очень скверном настроении».

ГЛАВА 18

Так и бывает... Шел человек, шел и не заметил, как исчезла из-под ног стежка, которой он до сих пор держался. То ли травой поросла, то ли вильнула в сторону, то ли сам заблудился ненароком.

Проснется Трындов ночью неизвестно отчего, словно кто-то свистнет над ухом, начнет думать-передумывать, а что к чему, не поймет. Не ладится в мыслях. Коробку «Казбека» выкурит — один дьявол, прояснения нет. Нехорошо на душе. Тревожиться стал Антон Кириакович.

И районе более-менее порядок. Хлебозаготовки с грехом пополам выполнили, животноводство, хоть и не лучше, чем в других районах, так и не хуже. Последний немощный колхоз «Победа», набивший оскомину на зубах областного руководства, исчез с горизонта после объединения с «Пламенем». Казалось бы, особых причин для тягостных ощущений нет, да не тут-то было! Чуть отвлечется от дела, как тут же лезет в голову разная чушь, нескладиха, о которой раньше и понятия не было.

Вначале Антону Кириаковичу просто чудно было, а потом так пошло, так забрало, что даже побаиваться стал: не к болезни ли? В последнее время и супруга Серафима Михайловна стала замечать: муж чем-то обеспокоен.

Однажды после обеда, когда он закурив, прилег отдохнуть, она примостилась возле него на диване, усыпанном табачным пеплом, осторожно спросила:

— Антоша, ты, случаем не заболел? Уж какой-то ты не такой?

Он сделал гримасу. Что отвечать, когда сам толком не знаешь?

— Так… Просто разные мысли вертятся...

Но Серафима Михайловна не привыкла отступать, не добившись своего. Двадцать пять лет супружеской жизни прошли не зря. Она знала мужа лучше, чем он самого себя. Да и как не знать, если это, можно сказать, было ее творение! Именно так. О нем она пеклась, помогала в его делах, учила его уму-разуму, а иногда и наказывала по-матерински...