— А знаете, судя по вашей сводке, этого не скажешь... Из вашей сводки я, мне кажется, сделал единственно возможный вывод: указанных руководителей следует немедленно снимать с должностей, исключать из партии и отдавать под суд.
Гладкое, без единой морщинки лицо Климахина внезапно покрылось багровыми пятнами. Инструкторы переглянулись.
Ланков откинулся на спинку стула, сказал раздумчиво после непродолжительной паузы:
— Вот что, товарищи, видимо, нам нужно еще раз уяснить себе обстановку! Давайте разберемся, что к чему и как нам быть дальше. В мире, если можно так выразиться, есть одна очень мощная палка — палка о двух концах... Она может помогать, она может и вредить. Это смотря по тому, за какой конец взяться... Эта палка, товарищи, привычка. Да, всего-навсего привычка… И мы с вами, кажется, попали под эту палку. И, к сожалению, она не вперед пробивает для нас дорогу, а гонит назад, в старый дом, с так любезными сердцу нашему заплатами, подпорами и грязью... Жизни иной не мыслим, кроме как в старом качестве! Нас добром переселяют в новый, чистый и светлый дом, а мы? Мы норовим и в нем жить по-старому, тащим с собой всякую старую рухлядь вместе со старыми клопами...
Это, товарищи, присказка, а сказка такова. Старые методы руководства, отжив свое, почили в бозе... Казалось бы, раз такое дело, резонно будет оттащить на погост истории и все пожитки. Ан нет! Покойничка-то мы голеньким снесли… А скарб его — всяческие там заседания, совещания, накачки и все бумажки — унесли бережно с собой. Вороха, сугробы бумажек!
Ланков кашлянул, усмехнулся невесело.
— Говорят, на воротах ада приколочено объявление: «Входящий, оставь надежды позади!» — или что-то в этом роде… А я бы, ей-богу, перефразировал это объявление и повесил его над нашей дверью: «Входящий в райком, выбрось бумаги…» Смекаете, о чем речь! Речь о том, товарищи, какова наша новая роль? В чем основа нашей работы? В чем заключаются наши первейшие обязанности? Давайте выяснять это до конца, пока не поздно.
Инструкторы ворохнулись. Бумаги зашелестели еще громче.
Раздались голоса:
— Нас в свое время инструктировали о наших обязанностях. Мы семинар слушали, как же!..
— По штатному расписанию мы значимся инструкторами. В других райкомах то же самое. Интересовались для обмена опытом… Спрашивали о работе.
— Верно, товарищи! По штатному вы действительно инструкторы, а на деле вы наездники! Да-да! В колхозах вы появляетесь наездами. В результате подобных рейдов и рождаются вот такие творения! — потряс Ланков перед собой листками.
— Простите, Вячеслав Степанович, я не понимаю... Объясните, в частности, что упустил я, что исказил в данной сводке? Я старался отражать факты и цифры, тщательно проверенные, старался не упустить ни одного безобразия из поля зрения. На все эти факты указано руководству колхоза и секретарю партийного бюро и, как требует порядок, составлен отчет парткому...
— И на сем миссия ваша закончена... — досказал с едкой иронией Ланков.
Климахин растерянно умолк.
— А как вы, товарищи, считаете? Достаточно того, что сделал Климахин?
— Нет, конечно! — воскликнул сосед Климахина по столу. — Надо проверять еще и еще, вскрыть другие недостатки.
— Надо не только фиксировать недостатки, но и принимать решительные меры к нарушителям! — подал голос третий.
— Наказывать нерадивых руководителей в порядке партийной дисциплины!
— Вот-вот-вот! — поддакивал насмешливо Ланков, а сам думал: «Чем воздействовать на этих людей, хороших людей, но приверженных к старому, привычному? Убеждением? Собственным примером? Нажимом? Но одним убеждениям они не очень-то поддаются. У каждого своих убеждений, выработанных годами, навалом. Нажим — штука зыбкая... Нужно что-то другое, нужно что-то более активное. Но что?»
Поглядел на Климахина с укором.
— Это отписка! — хлопнул ладонью по бумагам Ланков. — Отписка вредная, нелепая! Вы натолкали сюда черт знает чего, обобщили и возвели в ранг смертных грехов. Все у вас черным-черно! Все плохо. А почему плохо?! Почему черно? Где анализ? Где причины недостатков? Где ваши советы, рекомендации колхозу, правлению? Их нет. Вы отгородились от людей бумажным щитом.
Я хоть немного, но знаю и Оленина, и Чеснокова, да и других некоторых вязовчан. В том числе и пьяницу Пырлю. Вы, Климахин, знаете его? Но я убежден: спросит вас кто-нибудь, товарищ Климахин, что ж это в колхозе, закрепленном за вами, процветают пьяницы? Вы ответите: я же, мол, своевременно сигнализировал, что в этом колхозе ярко выражены тенденции к поголовному пьянству! Вот куда уводят эти ваши тенденции... Конечно, зря хлеб вы не едите! Только, кому нужны подобные сигналы, товарищи? Кстати, что за несчастье произошло у пламенцев на птицеферме?