Именно такую картину надеялся увидеть Черенок, когда спустя несколько дней подлетал со своей группой к передовой. Но еще издали он заметил, что в привычной глазам панораме произошли большие изменения. Многокилометровая извилистая стена пыли стала прозрачно‑розовой. Только в районе горных высот она оставалась по‑прежнему темно‑коричневой. В ней появился выгиб, напоминающий огромный кулак, направленный в сторону противника. Тысячи красноватых сполохов отчетливо обозначали контур выгиба. Радиостанция наведения генерала Гарина нацеливала всех штурмовиков в образовавшийся выгиб‑рукавицу, который на глазах удлинялся, распухал, раздавался вширь. Бой продвигался в глубь Тамани. «Голубая линия» – надежда германского командования – прорвана. Грозные укрепления, еще вчера плевавшие смертью в лицо, остались за спиной. Подвижные наземные части советских войск ринулись в прорыв. Наступление развивалось стремительно и неотвратимо. Немцы отходили в огне, в дыму по развороченным дорогам, по разоренным станицам. Все более становился ощутимым соленый запах близкого моря – Керченский пролив. Огрызаясь огнем, немцы спешили переправить через него свои силы и технику. Между песчаной косой Чушкой и Керчью безостановочно сновали буксиры, самоходные баржи.
Группа штурмовиков под командой Грабова подлетала к Чушке со стороны Азовского моря.
Чушка. – коса, намытая морем, представляла собой узкую песчаную полосу, врезавшуюся в море на двадцать километров. Восточнее ее находился лиман с прозрачной золотисто‑зеленой водой. С запада длинные валы белогривых волн свирепо обрушивались на песчаный берег. За проливом виднелся Керченский полуостров. Коса вдоль и поперек была исполосована гусеницами тягачей, танков и резиной тысяч колес. Золотой песок покрыт серыми пятнами скопившихся машин, батарей, обозов. Заградительный огонь зениток сверкал в небе ярко‑желтыми молниями. Клочья серого дыма кудрявились маленькими облачками. Машина Грабова, маневрируя, шла среди разрывов.
– Попов, Скворцов, Аверин, внимание! – включил Грабов передатчик. – Бомбить с трехсот метров. Один заход. Стрелки, следите за воздухом! Атакую баржу!
«Илы», качнув крыльями, пошли в крутом пике на желтую ленту косы. По песку заметалась человеческая масса. Она дробилась, рассеивалась, растекалась во всех направлениях, ища спасения в море, где взвивались огромные бело‑рыжие водяные столбы. Зенитки остервенело били пo самолетам, Но Штурмовики, не меняя курса, шли на цель. Вот они уже над водой. С ревом и грохотом пушек, с пулеметной дробью пронеслись над песчаной полосой и ушли в сторону Ахтанизовского лимана.
Приблизившись к таманскому берегу, Грабов оглянулся назад. Скворцова не было. Замполит развернул машину влево и вдали, сбоку, увидел самолет Скворцова. Попов, шедший сзади, стараясь выдержать правильный интервал, погасил скорость, но все же его машина вылезла вперед ведущего. Он еще сбавил скорость, но самолет снова вырвался вперед.
«Что такое с замполитом?» – подумал летчик. – Внизу немцы, а он еле плетется».
Сквозь стекла кабины ему было видно суровое, сосредоточенное лицо Грабова. Замполит наклонялся в кабине, что‑то крутил рукой, что‑то передвигал. Из патрубков мотора вырывались выхлопы дыма.
«У него с мотором неладно», – догадался летчик и машинально скользнул взглядом по фюзеляжу «звездочки» от винта до хвостового оперения. Яркая красная звезда с белой окантовкой, только минуту назад блестевшая на зеленом фоне борта Грабовской машины, исчезла. Летчик вплотную подлетел к Грабову и распахнул форточку кабины. Предположения его оказались правильными. Мотор был поврежден. Масло уходило из бака и черной массой уползало по фюзеляжу к хвосту, закрывая отличительные знаки. «Звездочка» с каждой минутой теряла скорость. Аверин и догнавший их Скворцов также выскочили вперед, не в силах держаться строя.
– Товарищ подполковник, что у вас? Отвечайте! – спросил Попов.
Последовала пауза, и затем в наушниках послышался спокойный голос замполита: