Сидя в дальнем углу темной комнаты, Джерен вспоминала ту кошмарную ночь, когда ворвались в селение молодчики Шатырбека, и казалось, что это был сон, который вот-вот должен прерваться. И она торопила пробуждение… И только когда в памяти возникал Бегенч и ласковые слова его звучали в ушах, Джерен стискивала зубы, чтобы не разрыдаться. Тогда сердце болело так сильно, что мутилось сознание. И Джерен, напряженно вглядываясь в расплывающуюся темноту, представляла: вот сейчас распахнется дверь, войдет Бегенч и, подняв ее на руки, вынесет из этой мрачной комнаты. Но Бегенч не шел…
Занятая своими мыслями, она не заметила, как вошел Шатырбек, и очнулась только тогда, когда руки ее коснулось что-то липкое и волосатое. Испуганно вскрикнув, она отдернула руку.
— Ты меня не бойся! — пыхтел толстый Шатырбек, присев на корточки рядом с ней. — Я тебя люблю, как свои глаза!
Джерен вскочила, прижалась спиной к стене. Шатырбек, кряхтя, поднялся, двинулся к ней.
— Не будь дурой! Я же люблю тебя!
На какое-то мгновение эти слова прозвучали в другой интонации, перед глазами Джерен появилось любимое лицо Бегенча. Но сразу же исчезло. И в желтом свете лампы, незаметно и услужливо поставленной кем-то на сундук у двери, возникло другое лицо — толстое, лоснящееся от пота, волосатое, искаженное похотью.
— Убери руки, негодяй! — гневно сказала Джерен. — Убери руки, не помнящий своего бога!
Лицо Шатырбека побагровело от гнева.
— Кому ты говоришь такие слова?! — прохрипел он. — Кому?!! — И дважды, со стороны на сторону, хлестнул по лицу женщины тяжелой ладонью.
В глазах Джерен помутилось, щеки запылали. Но она продолжала гордо стоять перед ним.
— Дрянь такая! Подумай, говорю тебе! Не поймешь добром, помрешь от худа!.. — сказал Шатырбек и разгневанный вышел в большую комнату, где старый слуга собирал посуду.
— Одежда готова? — спросил он, задержав слугу у двери.
Старик ответил, по обыкновению согнувшись вдвое:
— Готова, ага.
— Отнеси в комнату Лейлы. А ее сюда позови.
— Бе чишим!
Шатырбек опустился на мягкую подстилку, наполнил пиалу вином и, не переводя дыхания, выпил. Налил еще. Он был уже сильно пьян, но себе казался трезвым. Проклятая девчонка! Брыкаться вздумала? Погоди, наденем на тебя узду!
У порога остановилась Лейла.
— Садись сюда! — Шатырбек указал рядом с собой. — Проходи, не стесняйся!
Лейла прошла к окну и села, прислонясь спиной к стене. Шатырбек протянул ей пиалу.
— Пей!
Лейла отрицательно качнула головой:
— Пейте сами, ага.
— Почему не хочешь? — настаивал Шатырбек с пьяным упрямством.
— Никогда не пробовала.
— Это не отрава, а виноградный сок. Пей!
— Не хочу, ага, не невольте.
Шатырбек, к удивлению Лейлы, послушался, выпил, вытер намокшие усы ладонью.
— Значит, говоришь, ты из Мургушана? Это далеко отсюда, очень далеко. Но ты не горюй. Я пошлю специального человека, и он разыщет твоих родителей, где бы они ни были. Обязательно разыщет, будь спокойна!
Он долго продолжал еще в том же духе, но Лейла знала, что не для этого разговора позвал он ее, и чувство страха и отвращения все росло в ней.
А Шатырбек пил вино и расспрашивал, как она попала в руки туркмен, как жилось у Адна-сердара. Лейла отвечала односложно.
— Ты знаешь ту девчонку, туркменку, что сидит в соседней комнате? — спросил вдруг Шатырбек.
Лейла ответила, что она не видела никакой девушки-туркменки.
— Тогда пойди, посмотри. Да скажи ей, по-своему, по-женски скажи — пусть возьмется за ум. Деваться ей некуда, из моих рук не уйдет! Чем она лучше тебя? Тебя туркмены бросили на постель Адна-сердара, когда ты еще совсем девочкой с косичками была. А она уже совсем взрослая. Скажи, что мучить ее, издеваться, как над тобой издевались туркмены, не стану. Пусть не будет дурой и не противится, пока с добром к ней иду!
Лейла молча направилась к выходу, с облегчением сознавая, что на этот раз ее миновала новая чаша унижения и позора.
— Платье новое надень на нее! — крикнул вдогонку Шатырбек. — Лохмотья ее выбрось к шайтану!
Выйдя в коридор, Лейла на секунду прислонилась к стене, закрыла глаза. Когда все это кончится? Раньше был Адна-сердар, теперь — Шатырбек… Чем они отличаются друг от друга? Ей хотелось бежать, куда глаза глядят, бежать из этой проклятой крепости. Но куда? У кого просить помощи?
Она отворила дверь, посмотрела ка лежащий на подоконнике узел с одеждой и долго стояла задумавшись. Потом, безучастная и равнодушная ко всему, взяла узел и направилась к Джерен.
Джерен все еще стояла у стены. Услыхав скрип двери, она подумала, что возвращается Шатырбек, и приготовилась к защите. Но когда в комнату вошла маленькая грустная женщина с узлом в руках, Джерен успокоилась, сообразив, что Шатырбек подослал к ней одну из своих жен для уговора. Она отвернулась к стене и ждала, подбирая слова пообиднее для ответа.
— Ты чего дрожишь? — спросила негромко Лейла. — Я не Шатырбек, не обижу.
Услыхав чистую, без акцента, туркменскую речь, Джерен проворно обернулась.
— Ты тоже туркменка?
Лейла мягко улыбнулась:
— А как же? Ты думала, что я кизылбашка?
— Да… А из какого аула?
— Из Хаджа-Говшана. А ты?
— И я тоже!
— А почему я не знаю тебя?
Джерен внимательно посмотрела на Лейлу и вдруг торопливо и сбивчиво стала рассказывать о себе: о бедности в родном доме, о неожиданном сватовстве и столь же неожиданном счастье, о своем Бегенче, о похищении кизылбашами.
Лейла с горьким чувством слушала рассказ Джерен, которую в первую же брачную ночь насильно оторвали от любимого. Ведь самой ей не довелось испытать любви, только тернии ее испытала она. Неужели такая же унизительная участь ожидает теперь и эту туркменочку с доверчивыми глазами?..
— Меня послал к тебе Шатырбек, — сказала Лейла. — Он хочет взять твое сердце, дав тебе взамен вот это шелковое платье! — Она швырнула узел на пол.
Гневный огонь блеснул в глазах Джерен, печальное лицо ее потемнело.
— Пусть это платье станет ему саваном! — непримиримо воскликнула она. — Лучше быть скормленной собаке, чем купить жизнь ценой позора!
Лейла знала Бегенча. Она несколько раз наблюдала за ним украдкой, из-под ресниц, когда ходила за водой. Что можно еще желать в мире, имея такого любимого?
— Ты права, Джерен-джан, — согласилась Лейла. — Я дни и ночи плачу над своей участью, только не поможешь горю слезами. Я ведь не старше тебя, а чувствую себя уже старухой. Все внутри перегорело, нет души, нет сердца — одно только пустое тело двигается по земле. Будь я раньше такая, как сейчас, я предпочла бы смерть постылым объятиям сердара. Говорят, трусливое сердце губит человека. Не отдавай, подруга, сердце свое страху!
В коридоре послышался шум.
— Шатырбек! — шепнула Лейла и выскользнула за дверь.
Это и в самом деле был Шатырбек, которому, видимо, надоело ждать. Пошатываясь, он схватил Лейлу за платье.
— Почему так долго? Что она тебе сказала?
Лейла на мгновение растерялась, но тут же нашла в себе мужество и решила вести игру до конца.
— О, ага-джан! — взволнованно сказала она. — К ней сейчас подступиться нельзя.
— Почему? Ты что, знаешь ее?
— Да, знаю. Очень хорошо знаю. Она совсем недавно лишилась мужа — месяц назад его убили разбойники на Хивинской дороге. Боюсь, как бы с ума не сошла, бедняжка.
На лице Шатырбека отразилось неподдельное изумление.
— Что ты сказала? Разве она не девушка?!
— Какая там девушка, ага! У нее уже сын трехлетний!
— Вот как…
Шатырбек почмокал губами, словно пережевывая неожиданную неприятность. Глаза его остановились на высокой груди Лейлы. Он пьяно тряхнул головой и сказал, распаляясь:
— Ну и черт с ней! Пойдем, выпьем!
— Нет, ага-джан, — Лейла сделала шаг в сторону, обходя Шатырбека. — И вам тоже лучше лечь спать. Спокойной ночи!