Выбрать главу

Колчак срочно созвал совет министров и решительно заявил: приспело время активизировать боевые операции против красных! Ждать нельзя!

Когда экстренное совещание закончилось и министры разъехались, Колчак вместе с начальником штаба генералом Лебедевым долго изучал на карте театр будущих военных действий. Целью наступления был захват Волги и выход на юг. Правда, существовал еще вариант генерала Пуля: двигаться через Пермь — Вятку на Котлас, куда одновременно должны наступать войска Архангельского правительства. Однако Колчаку не терпелось объединить под своим началом все военные силы белых. А как раз на юге собрались наиболее известные генералы, командовавшие в недавней войне против Германии армиями и фронтами.

Уезжая ночью домой, Колчак приказал генералу Лебедеву разработать план наступления Сибирской армии на юг.

Да, на юг!

После горячей ванны особенно приятна прохлада накрахмаленных наволочек и простынь… Колчак закрыл глаза. Погружаясь в дрему, видел знакомую штабную карту. Черные кружки больших и малых городов. Толстые и тоненькие нити дорог. Густая паутина рек. Голубые пятна озер и морей. Знакомые очертания Черного моря… Крымский полуостров… Севастополь!

Севастополь… Вернуться в этот город. Вернуться не командующим Черноморским флотом, как тогда, а верховным правителем России. Ее спасителем. Ее надеждой.

Это будет реванш. За незабываемые минуты страха и стыда, пережитые там, лицом к лицу с бунтующей матросней. За бегство, за горечь унижения на службе в Англии и Америке на незаметных должностях, где его держали из милости.

Севастополь!

Карта вдруг закружилась. Сперва медленно. Потом — яркой каруселью, быстрей и быстрей. Кружки и линии слились в одно цветное пятно.

Верховный правитель спал.

Замерзший офицер-шофер не выдержал и выпрыгнул из автомобиля.

Ольшванг перестал ходить по гостиной. Он решительно вошел в соседнюю комнату, где скучали адъютанты.

— Разбудите адмирала!

Адъютанты удивленно уставились на него. Правда, адмирал предупредил: утром приедет господин Ольшванг. Но…

Ротмистр барон Штиглиц, любимец адмирала, переглянулся с капитаном Осекиным и хорунжим Снежковым: будить или нет? Осекин пожал плечами. Снежков отрицательно покачал головой.

— Мне надоело ждать! — резко сказал Ольшванг.

Адъютанты поняли человек, который так говорит, имеет на это право.

Барон Штиглиц пригладил безукоризненный пробор и одернул френч.

— Попробую…

Осторожно приоткрыв дверь в темную спальню, барон прислушался. Тихо. Штиглиц в нерешительности остановился. Фарфоровые часы с пастушками мелодично отзвонили одиннадцать ударов. Им ответили густым, солидным звоном часы в кабинете.

Барон больше не колебался и раздвинул тяжелые шторы. В широкое окно, выходящее на набережную Иртыша, ворвался яркий солнечный свет.

Колчак открыл глаза.

— Ваше превосходительство! Одиннадцать часов.

— О! Я непозволительно долго спал.

Колчак потянулся сильным худощавым телом.

— Вас ожидают.

— Господин Ольшванг? — Колчак быстро поднялся. — Извинитесь и скажите: через полчаса я к его услугам.

Барону показалась странной поспешность, с какой адмирал собирался принять раннего посетителя.

Прошло тридцать минут, и господин Ольшванг сидел в кабинете адмирала, куда было приказано подать завтрак.

Пока вестовой наливал кофе и раскладывал на тарелочки ломтики поджаренного хлеба, ветчину и сыр, хозяин и гость молчали, изучая друг друга. Но как только они остались наедине, Ольшванг заговорил по-английски:

— На всем пути от Владивостока до Омска двигаются на запад эшелоны с иностранными солдатами. Я видел шотландские пледы, синие береты французских стрелков, фетровые шляпы американских парней… Имея таких надежных союзников, можно смело наступать.

— Наступление решено!

Ольшванг внимательно посмотрел на Колчака. Убедившись, что адмирал полон решимости и это не просто красивая фраза, он положил кусок ноздреватого сыра между двумя ломтиками поджаренного хлеба.

— К весне большевизм исчезнет! — уверенно произнес Колчак.