Он решился играть по высшим ставкам, и проигрыш в игре сей столь же ужасен, сколь велик возможный выигрыш. И бросать игру поздно. Теперь либо — венец победителя, либо — венец же, но мученический. Жил Длиннотень в хрустальной палате, венчавшей высочайшую, центральную башню Вершины. Спал он редко — слишком силен был страх перед ночь. Долгие часы проводил он, недвижно взирая на равнину из сияющего камня.
Душераздирающий вопль разорвал атмосферу мрачного города. Жители Тенелова не обратили на него внимания. Если они вообще думали о странном союзнике своего властителя, то наверняка только надеялись, что судьба как-нибудь вырвет из рук Длиннотени такое мощное орудие. Кьяулун был населен людьми сломленными, без надежды и веры, дошедшими до той точки, до коей не пали и джайкури в худшие дни осады Деджагора.
Почти все они были слишком молоды, чтобы помнить времена, когда не было никаких Длиннотеней, властных над их жизнями куда более, чем забытые боги…
Но истребить слухи не под силу было и Длиннотени. Даже в самом сердце его империи кое-кому приходилось путешествовать, а путешествующие всегда развозят новости. Кое-что из этих новостей даже бывает правдой. И народ Тенелова знал, что с севера грядет рок.
Душою каждого слуха служило название: Черный Отряд. И это не радовало никого. Длиннотень был дьяволом из дьяволов, однако многие из его подданных боялись, что падение его лишь явится предвестием куда более суровых времен.
Мужчины, женщины, дети — весь народ Тенелова посвящен был в одну из истинных тайн бытия: за Тенью, чей лик маячит перед глазами, прячется Тень, неизмеримо более темная.
Длиннотень сеял страх и боль окрест лишь оттого, что сам являлся жертвой тысячи ужасов.
Словом, там было жутко. Так жутко, что мне отчаянно захотелось вернуться туда, где тепло, где кто-нибудь поддержит и скажет, что тьма не всегда несет в себе ужас. Мне захотелось к Сари, тому свету в ночи, что правит миром.
— Отнеси меня домой, Копченый.
36
Капитан меня предупреждал. «Будь точен», говорил…
И не раз.
Меня понесло и увлекло туда, к крови и пламени, к корчащимся, темнеющим и обугливающимся бумагам. Я лежал в луже крови, скопившейся вокруг. Топот бегущих отдавался в ушах, словно мерная, оглушающая поступь гигантов.
Слышал я и крики, коим не было конца.
Костоправ меня предупреждал. А я забылся. Он ведь не сказал — а может, и не понимал, — что понятие «дома» чье-нибудь сознание может определить как страшную эмоциональную боль… Рвущую. Терзающую. Копченый отнес меня в Таглиос, только — в тот момент, что казался концом самого времени. Дрогнув от отвращения, я понесся назад, и отвращение было столь сильно, что я завлек самого себя, и ненавистные обрывки прошлого, и сбитого с толку. Копченого в самую Преисподнюю.
Не имея ни личности, ни воли, он не мог и не стал смеяться над тем, как я тонул в океане боли.
У Преисподней есть название. Деджагор — имя ей. И все же Деджагор — лишь меньший из ликов Ада.
Из величайшего же мне удалось бежать. Еще раз.
Ни воли, ни личности…
Ветер метет равнину сияющего камня, но ничто не колыхнется на ней. Опускается ночь, и ветер умирает. Равнина стряхивает с себя тепло, и пробуждаются Тени. Лунный свет озаряет безмолвие камня.
Равнина простирается на все четыре стороны света, не имея границ, различимых изнутри, однако центр ее определен вполне. То — эпическое строение из того же камня, что и равнина, и столпы ее.
Ничто не шелохнется в бездвижности той, лишь дрогнет порою дымка в лучах света, пробивающихся сквозь врата сна. Тогда Тени отсиживаются в укромных уголках. И так, в едва уловимых биениях сердца тьмы, протекает их жизнь.
37
Воли — нет. Личности — нет.
И Копченого — нет.
Только боль. Такая, что и Копченый покинул меня. Теперь я — лишь раб воспоминаний.
Теперь я — дома. В обители боли.
38
A-а, вот и ты!
Вот мы и снова встретились. Ты опять куда-то пропал…
…существо, хоть и безлико, однако ж довольно улыбается…
Ночь была полна приключений, верно? И забавы еще не кончены. Вон, гляди. Черный Отряд со вспомогательными подразделениями начал атаковать тенеземцев. А то — прут на рожон, словно до смерти желают пожить в стенах Деджагора…
Гляди, вон двойники и иллюзорные солдаты, чтоб заманивать южан в засады или же заставлять выдать себя.
А, ладно. Идем назад, на стену. Мелочь, а ведь о ней саги сложить могут…
Бой переместился на восточный конец города. Вряд ли кто-то еще здесь торчит. Несколько человек несут вахту на стене, и все. Да еще несколько нерасторопных тенеземских пластунов отсиживаются там, в темноте, и на все им плевать. Иначе не пропустили бы того малыша, что, наподобие паука, спускается со стены по веревке.