Кы Дам мягко заговорил с ней. Затем Хонь Тэй шепотом, еще мягче, повторила ей слова мужа. Мгновенно воцарилась тишина. Кы Гота поспешила убраться в темноту.
— Всю жизнь, — заговорил глашатай, — нам суждено наслаждаться успехами своими и неудачами. Величайшая печаль моя — дочь Гота. Она носит в себе изъязвляющие муки, коих не может одолеть. Она упорствует в желании поделиться с нами своими болями. — Губы его дрогнули в легкой улыбке, означавшей горькую шутку, каковая должна была дать мне понять, что говорит он метафорически. — Ее же величайшая ошибка заключена в поспешности, с коей она выбрала Сам Дан Ку в мужья прекрасному цветку — своей дочери.
Он указал на прекрасный цветок. Женщина, как раз опустившаяся на колени, чтобы наполнить наши чашки, вспыхнула легким румянцем.
Несомненно, все эти люди отлично понимали по-таглиосски.
— Гота овдовела еще в юности и устроила этот брак в надежде усладить годы старости роскошью, обретенной при помощи богатства Самов, — добавил Кы Дам.
Глашатай снова слегка улыбнулся мне, вероятно, почувствовав мое недоверие. По-моему, богатство и нюень бао — две вещи несовместные.
— Дан, — продолжал старик, — был умен, а посему скрыл, что лишен наследства за жестокость, порочность и вероломство. Гота слишком спешила, дабы проверить недобрые слухи, а злонамеренность Дана после брачных церемоний лишь увеличилась. Но — достаточно обо мне и моем семействе. Я пригласил тебя, так как желал бы получше узнать о характере вождя Каменных Воинов.
Пришлось спросить:
— А отчего ты называешь нас так? Что это означает?
Кы Дам переглянулся с супругой.
— Понятно, — вздохнул я. — Снова — та болтовня, что люди наворотили вокруг Черного Отряда. Ты думаешь, что мы ничем не отличаемся от наших предшественников четырехсотлетней давности, только, вероятно, о них много наговорили лишнего — устная история всегда здорово преувеличивает. Слушай, глашатай. Черный Отряд — просто шайка отверженных. Это так. Мы — всего лишь старые наемные солдаты, попавшие в непонятное положение, каковое нам совсем не по нраву. Мы просто шли мимо. Мы избрали этот путь, потому что нашего капитана заинтересовала история Отряда. А прочие не смогли придумать ничего предпочтительнее. — Я рассказал ему о Молчуне с Душечкой и прочих, кто предпочел разрыв уз братства долгому и опасному походу на юг. — Я клянусь: что бы ни пугало людей — а я был бы рад услышать, что же именно, — оно требует куда больше усилий, чем нам желательно вкладывать во что бы то ни было.
Старик пристально посмотрел на меня, затем перевел взгляд на жену. Она не сказала ни слова и даже не шелохнулась, однако что-то такое возникло меж ними. Кы Дам кивнул.
К нам подошел дядюшка Дой.
— Возможно, мы неверно оценили тебя, — сказал глашатай, — Порою даже я позволяю предубеждениям направлять мой: путь. Возможно, к следующей беседе я буду знать больше.
Дядюшка Дой слегка кивнул мне. Пора было и честь знать.
44
Гоблин застал меня за джайкурийскими книгами.
— Мурген!
Я вздрогнул:
— А?
— Время, однако, черт бы его побрал.
— Что? О чем ты?
— Я здесь стоял и глядел на тебя битых десять минут. Ты не перевернул ни страницы. И даже глазом не моргнул. И даже не знаю, дышал ли.
Я начал было извиняться.
— Ладно, ладно. Мне четыре раза пришлось крикнуть да еще шлепнуть тебя по загривку, чтобы привлечь внимание.
— Значит, я задумался.
Только вот ни единой мыслишки вспомнить не мог.
— Ну да. Конечно. Могаба желает, чтоб ты наконец добрался до цитадели.
— Множество южан скрытно выдвинулись навстречу подкреплению, — сказал я Могабе. — Поначалу я решил, что нас пытаются надуть. Оттянуться назад, а затем ударить, когда мы попробуем выступить вдогонку. Однако Гоблин с Одноглазым уверяют, что они просто идут себе да идут. Хотя… Как вообще могла возникнуть эта новая армия? Откуда взялись солдаты? Кто ею командует?
Поверит ли Могаба, что самые интересные из этих слухов прошли мимо меня? Он слышал больше моего, и то, что Ворчун жив, фигурировало в большинстве новостей.
Что же он предпримет, если Старик действительно окажется жив?
Я был совершенно уверен, что Могаба размышлял над этим не раз и не два.
Меня поблагодарили. Мне велели отправляться назад, к своим людям. И все. Выяснить, зачем он посылал за мной, не удалось.
Могаба сделал именно то, чего я опасался. Он предпринял разведку боем — наверное, намереваясь отыскать новые слабые места. Послал только самых доверенных из своих. А я продолжал сидеть на своем участке стены и наблюдать. И — гадать, отчего Могаба так уверен, что мы тут же дезертируем, если окажемся за стенами.