— Значит, Тенекрут от игры не бежит, — заметил я.
— Ага. Что-то тяжеловесное пустил в ход.
— Что именно? Может, и высовываться не стоит?
— Поживем — увидим.
Прожив еще несколько минут, я и впрямь увидел. К холмам понесся громадный шар зеленоватого пламени, ударивший в то место, где появился Жизнедав. Земля встала дыбом. Камень занялся огнем. И все — без толку. Жизнедава — и след простыл.
— Промазал.
— Окривел, видать.
— Жизнедав мухлюет — на месте не стоит!
— Ошибся он, выбирая орудие, — осклабился Одноглазый. — Что же — противник будет стоять и ждать?
— Может, это — лучшее, на что он способен. Нездоров ведь.
Я тихо отошел в сторону. Пара минут — и Одноглазый с Гоблином затеют свару.
Суматоха на равнине все усиливалась. Действия южан вряд ли имели какой-то смысл — уж очень они суетились. Судя по тому, что мне удалось расслышать, их застали врасплох, почти не способных обороняться, как раз тогда, когда они, со своей стороны, только-только затеяли что-то серьезное. Доносилось до меня и — весьма испуганными голосами произнесенное — имя Кины.
А Жизнедавица наша, так похожая на эту богиню разрушения, пропала без следа. Неинтересно ей, наверное, сделалось — не появлялась больше. Тенекрут обрушил на холмы всю волшбу, что успел слепить на скорую руку. В цель не попал, разве что устроил порядочный пожар.
Лиса проникла на птичий двор. Южане ударились в повальное бегство: страх одного подхлестывал ужас его товарищей. Стоило некоторым приблизиться к стене, как мои ребята в свою очередь принялись стрелять.
— Продолжают браниться, что ноги у них промокли, — сказал Гоблин.
Я это тоже расслышал, но — смысл-то в чем?
Из главного лагеря тенеземцев в небо взвились множество ослепительно-белых огненных шаров, полностью истребивших темноту. И это, пожалуй, скорее играло на руку врагам Тенекрута, нежели ему самому.
Раздался оглушительный рев.
Дядюшка Дой исчез. Вот только что был рядом — и тут же стал несущейся по улице внизу тенью, а затем вовсе пропал из виду.
— На этот раз я уверен, — сказал Одноглазый, — Это — Госпожа.
Тон его меня насторожил.
— Однако…
— Однако другой — не капитан.
Вдоводела мы видели меньше минуты.
— Разубеди-ка меня, — пробормотал я.
— В чем?
— В том, что у нас теперь — две пары. И каждая — только наполовину настоящая.
Рядом загоготала ворона.
— Что ж за волшба такая разделила их надвое? — спросил я.
— Хотел бы я тебе сказать что-нибудь, что тебе хотелось бы слышать. Но есть у меня предчувствие: не стоит нам ничего вызнавать о происходящем.
46
Одноглазый у нас — пророк… Хотя любопытство все же разбирало. И, благодаря нюень бао, я его удовлетворил.
Свет по другую сторону города померк, сопровождавший его рев малость поутих. Часть шаров устремилась к холмам, а прочие обрушились на ту часть города, коею ведал Могаба.
По всей равнине пронеслась более мелкая волшба. Окрестности города так и засверкали серебром.
— Это уже — что-то странное. Одноглазый, а что, если построить смотровую вышку на верхушке одной из башен анфиладного огня? Так мы сможем наблюдать и за Могабой, и за Тенекрутом.
— Так для тебя ж нюень бао послеживают…
— То есть тебя не стоит просить хоть что-то сделать?
— Идейка и сама по себе неплоха. Однако, я думаю, нюень бао вполне могут быть твоими глазами, если правильно все устроишь. И не надо себе наживать паранойю, как у Ворчуна. Просто оцени то, что они приносят, и поймешь, чьим целям это может служить.
— Порой я бываю еще ленивее тебя, — сообщил я Одноглазому, — Только — умственно. Все это означает уйму раздумий. Да и все равно — свой глаз надежнее.
— Вылитый Старик… — проворчал Одноглазый. — Анналы вслух читать собираешься, так почитай хоть что-то, кроме написанного Ворчуном! Я-то думал, хоть после него от этой праведности отдохну…
Снова мы вернулись к той же схеме, что и с хлебом для черного рынка…
Воротился Гоблин.
— Забавные штуки там творятся!
— Ага? Какие?
— Я посмотрел с той стены. Люди Могабы не позаботились запретить. Он лично возглавляет этот рейд.
— Рассказывай, наконец, — пробурчал Одноглазый. — А то каждый раз балабонишь без тол… Апф!
Громадная муха влетела прямо в рот Одноглазого. Сладкая улыбочка на морде Гоблина намекала, что он вполне мог внести поправки в бессмысленный полет данного насекомого.