Он крепко пожал Ирине руку и принялся заворачивать в куски газеты по четыре картофелины. Себе он оставил две.
Ирина вышла из цеха еще больше взволнованная, чем вчера, при виде израненного Ленинграда. Сейчас, как никогда, она понимала, как важна городу «Дорога жизни», маленькую роль на которой играла и она. Шофер подвез ее до штаба, и лишь там, в холодной, но тихой комнате Гидрометеослужбы, за делами, ради которых она сюда приехала, она немного успокоилась. Ее начальник — сухонький, с наголо обритым черепом и черными нависшими бровями, тоже расспрашивал про Ладогу, затем часа два инструктировал и знакомил с новыми правилами, проверил все сводки, похвалил за промеры льда, обругал за задержку сведений во время шторма, наконец отпустил ее и разрешил остаться до завтрашнего утра.
— Наверное, мамаша или бабушка, или кто другой остались в городе, — буркнул он добродушно, глядя из-под своих косматых бровей. — Порадуйте старушек и побольше расскажите про дорогу. Для них Ладожское озеро теперь — святыня.
Ирина сказала, что живет одна, но благодарит за разрешение и останется до завтра. У нее есть небольшие поручения от друзей. Говоря так, она покраснела. Она думала только о поручении Комарова, о его просьбе подробней узнать о сыне.
К Монаховой Ирина отправилась перед вечером. Она шла с неприятным чувством. За вчерашний и нынешний дни она видела столько тяжелого и героического, что не хотелось заслонять их зрелищем сытого быта этой подозрительной женщины. Но она обещала Комарову узнать адрес и не могла не выполнить обещания. Только ради Комарова она идет в этот дом.
Решив держаться независимо и по-деловому, Ирина вошла во двор, поднялась по темной лестнице, миновала несколько пустых квартир и, подойдя к Галининой комнате, принялась основательно барабанить в дверь. На стук никто не отозвался. Когда девушка снова пустила в ход кулаки, отворилась дверь второй Галининой комнаты и оттуда выглянула незнакомая старая женщина в платке и переднике, повязанном поверх ватника.
— Не стучите, а то сорвете печать, — сказала она, вглядываясь в посетительницу. — Управхоз повесил. Оттуда все выехали, а может, арестованы, не знаю.
Присмотревшись однако к Ирине, к ее военному полушубку и шапке со звездой, старуха пригласила войти в комнату.
— Вы с фронта, наверное, — высказала она предположение. — Письмо привезли, может?
— Нет, — ответила Ирина, снимая шапку и озабоченно размышляя, где же теперь ей искать сестру Комарова. — Я хотела узнать у Монаховой адрес.
Только сейчас она заметила, что находится в той комнате, где когда-то Галина валялась целые дни на диване. Вернее, узнала печку. Все остальное было вынесено, тяжелые шторы сняты, на оконном стекле отражался слабый луч заходящего солнца. Комната стала просторной и светлой, правда, было в ней довольно холодно.
— Топлю через день, — сказала женщина, словно угадав мысли девушки. — Мои с работы приходят три раза в неделю, а то там и ночуют. Далеко ходить. Нас из разбомбленного, дома сюда поселили… Они на заводе могли бы на казарменном положении остаться, да не хотят меня одну покинуть. Вместе, говорят, легкую жизнь жили, вместе будем и трудную… — объяснила старуха, и ее умные, окруженные морщинами глаза глядели устало и строго.
Узнав, ради чего зашла сюда Ирина, она вдруг оставила стеклянную банку, в которой находилось не больше двух рюмок пшена и из которой она собиралась отсыпать половину в кастрюлю с водой, минуту подумала, а затем, подойдя к комоду, достала из-под какой-то коробки вчетверо сложенную записку.
— Синельникова? — переспросила старуха. — Она самая.
Она передала бумажку Ирине и сказала, что недели две назад сюда приходила какая-то женщина, очень хотела видеть Монахову и оставила на всякий случай свой адрес.
— Высокая, видать молодая еще, в ушах зеленые серьги. Только тощая очень, чуть на ногах держалась.
Значит, сестра Комарова никуда не уехала и, возможно, мальчик тоже остался в городе! Выходит, Комарову что-то не то сказали… А может быть, это не она?.. Обеспокоенная и встревоженная, Ирина объяснила хозяйке в чем дело и, взяв записку, отправилась по указанному адресу. Сейчас она выяснит все до конца.
Улица, на которой жила Синельникова, находилась рядом, и Ирина сразу разыскала ее. Но улица была малопроезжей, здания похожи одно на другое, и пока Ирина нашла нужный дом, стало уже темно. Все же она приметила выщербленную вывеску домоуправления и над ней надписанный мелом номер — всё, как указано было в записке, и смело пошла наверх по лестнице.