— Видишь ты, какая история… — начал было Тимофей Иванович, когда Асаф на минуту умолк, но Ирина вдруг строго остановила его.
— Фонарь заправил, Тимофей Иванович?
Сторож быстро поднялся, пошевелил в печке дрова и выскользнул из палатки.
— Как вас зовут? — спросила неожиданно девушка, останавливаясь перед Рахимбековым. Асаф видел, что она еще продолжает нервничать.
— Старший лейтенант Рахимбеков, Асаф Асафович, — ответил он, стараясь по возможности говорить шутливей.
— А меня зовут Ириной…
Она хотела еще что-то сказать, но вдруг удивленно глянула на Рахимбекова и торопливо переспросила:
— Рахимбеков? Из подразделения Комарова?
— Да.
Ирина присела на место старика. Удивленный в свою очередь, Асаф отложил кочергу, которой собирался пошуровать в печке, поднял голову.
— Откуда вы знаете?
Но девушка не обратила внимания на его вопрос.
— Он вам ничего не рассказывал обо мне, о нашем знакомстве в Ленинграде?
Рахимбеков смущенно поднял плечи.
— Нет… Ничего.
— Хорошо… — Ирина немного покраснела. Она оценила деликатность Комарова. — Тогда я вам расскажу. Собственно говоря, не обо мне речь…
Она коротко и немного сбивчиво рассказала о встрече с Комаровым у своей случайной знакомой Галины Монаховой, о сборище спекулянтов, среди которых она случайно очутилась, о главном из них, большелицем, который, очевидно, скупает ворованные продукты и возит их в Ленинград. Затем рассказала про свою недавнюю поездку в город, про всё, что видела и что ее потрясло.
На некоторое время Ирина замолчала. В печи догорали поленья, становилось свежо. Лунный свет, проникавший сквозь щель входного полога, оставлял на полу бледную полосу. Через это же отверстие виднелась залитая неживым блеском снежная равнина, скованная усиливающейся стужей.
Неожиданно Ирина взяла Рахимбекова за руку и, сдвинув свои мягкие широкие брови, снова заговорила, на этот раз горячо и стремительно.
— Как это нелепо и страшно! Вокруг нас совершаются такие дела, каких еще не было в мире, тысячам людей за одну эту дорогу нужно было бы поставить памятники, а тут гнусные и грязные люди, словно клякса на чистом листе бумаги…
Рахимбеков уже давно с жалостью и волнением смотрел на ее почти прозрачное худенькое лицо, на выбившиеся из-под воротника полушубка короткие, как у девочки, косы. Он ясно представлял себе всё, о чем рассказывала девушка, и переживал вместе с нею.
— И вот после этого, — сказала она, вздрагивая и кутаясь, словно в ознобе, — сегодня, когда я делала промеры льда, сюда явился этот Букалов, и мой Тимофей Иванович пустил его, словно к себе домой. Спекулянт, не стесняясь, пересчитывал при нем золотые часы и вещи, вымененные за кусок хлеба в Ленинграде… Только час назад он ушел.
Девушка вдруг поднялась.
— Помогите его задержать! Я не могу отлучиться до утра, а Тимофей Иванович слишком стар. Этот большелицый направился к трассе, может быть, он еще ждет машины.
Рахимбеков вскочил, застегнул полушубок, надел шапку.
— Дайте лыжи. Понимаешь! Моя сломалась.
— А Комарову скажите… Вы его скоро увидите… — Ирина нагнулась к печке. — Сестра его умерла. А мальчик…
— Синельникова? А как же… видел ее на станции… — Рахимбеков заволновался. — Наверное, Борю везла…
— Мальчик здесь. Я нашла его возле мертвой и взяла с собой… Скажите Комарову, пусть не беспокоится. Я буду о нем заботиться. У меня никого нет, и…
Ей, видимо, хотелось что-то объяснить, но она постеснялась и, чтобы скрыть смущение, подошла к завешенному углу и осторожно подняла простыню.
— Спит, — сказала она вдруг озабоченно. — Тише!
Растроганный и удивленный Рахимбеков на цыпочках подошел к постели и несколько минут, не отрываясь, глядел на мальчика, спавшего под двумя одеялами. Тимофей Иванович сшил ему из своей нижней рубахи сорочку, но шея его была не толще детской руки, резко выделялась на подушке худенькая темная головка. Мальчик что-то бормотал во сне, чмокал, а в правой руке был крепко зажат винтовочный патрон — его игрушка.
— У, бу-бу… — сказал вдруг Рахимбеков шопотом и пошевелил пальцами над спавшим мальчиком. — Большой какой, понимаешь!
Он отвернулся, смахнул слезу, затем, торопливо пожав девушке руку, выскочил из жилья. Ирина пошла его проводить.
— Спасибо, — сказала она сердечно. — С острова дайте о себе знать. И приезжайте навестить Борю. Мы будем о вас думать.
— Приеду! — крикнул он уже издалека. — Обязательно. Теперь очень скоро…
А утром Тимофей Иванович нашел Асафа на снегу, совсем недалеко от вышки. Он лежал в луже замерзшей крови, без сознания и почти не дышал. Грудь была пробита несколькими выстрелами. Немного в стороне валялась шапка и поломанные лыжи Букалова. Очевидно, при попытке задержать его, большелицый разрядил свой пистолет в Рахимбекова и, захватив его лыжи, ушел с озера.