Иван Арсентьев
Суровый воздух
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
– Есть! – с восторгом воскликнул летчик-истребитель, снимая пальцы с гашеток пулеметов. «Юнкере», пораженный в бензобак, вошел в свое последнее пике. Летчик взглянул мельком на черный дымный след и с каким-то бесшабашным озорством вычертил в небе замысловатую фигуру. Враг списан в расход. О, это был матерый воздушный волк!
«Однако где же Черенок?» – тревожно зарыскал по небу истребитель. В сутолоке боя проносились самолеты, но 217-го не было. «Скандал. Потерял ведущего!» – подумал он с досадой. Но тут же успокоил себя: «Все будет в порядке. Внизу свои. Главное сделано – фашист сбит. Первая личная победа!» – и он дал ракету, обозначая себя.
Но торжествовать победу было рано. Раздался глухой удар. Машину тряхнуло. Мелькнули выдранные клочья хвоста. Земля опрокинулась, закувыркалась. Изувеченный самолет, сверля воздух, падал в пропасть. Скорость стремительно росла. Бронеплитка за сиденьем давила на позвоночник с такой силой, словно вся тяжесть машины повисла на спине. Летчик ухватился за кольцо парашюта, напрягся, вынес ногу за борт и, сгибаясь под бешеным давлением встречного потока воздуха, оттолкнулся от сиденья. Навстречу с невероятной быстротой неслись дымящиеся здания города. Рев мотора пропал. Летчик рванул кольцо. Сверкнули. стропы парашюта, и тут же прямо над головой послышалось басовое гудение, похожее на жужжание шмеля. Летчик поднял голову. Шелковый купол сиял ослепительной белизной, а из-за него выплывало торпедообразное, облизанное тело бомбардировщика. Бомбардировщик вдруг словно отряхнулся, и блестящие капли бомб полетели вниз. И сразу раскаленным, невидимым прутом прожгло бедро летчика.
Простреленная нога повисла, как мертвая. «Х-рр-р…» – пронесся хрустящий звук, точно над ухом разодрали портянку. «Мессершмитт» с ревом промелькнул рядом, чуть не задев крылом, за ним стреляя – кургузый «ястребок». Летчик успел заметить номер: 217. Это Черенок, его ведущий. Не чувствуя сгоряча боли, летчик съежился в ожидании новой атаки. Но «мессершмитт», а вместе с ним и Черенок исчезли. В бескрайной высоте неба шел бой. Сверкали пулеметные трассы, носились верткие И-16, взблескивали полированные животы «юнкерсов». А внизу раскинулись до мелочей знакомые с детства площади, улицы, парки родного города. Это был веселый, зеленый южный город. Летчик любил его больше всех городов в мире, но теперь он смотрел на него с содроганием. Парашют опускал его на крыши домов. «Амба…» – мелькнуло в голове.
Парашют скользнул по изодранной осколками стене высокого полуразрушенного дома и, зацепившись стропами за выступ карниза, повис. От удара летчик потерял сознание. Ветер раскачивал его на высоте четвертого этажа. Когда сознание вернулось, то первое, что увидел он, были две зеленые каски, брезентовые жесткие куртки. Бойцы пожарники медленно опускали его вниз по высокой железной лестнице. Легкая лестница под тяжестью трех тел прогибалась и вибрировала. Внизу, вокруг машины скорой помощи, собралась возбужденная толпа. Чей-то высокий голос удивленно воскликнул:
– Ребята, да ведь это же Ленька Оленин! Сын председателя нашего завкома… Из «Ростсельмаша»…
– Правда, он… С неба свалился… А отец-то с оборудованием эвакуировался… Он весь в крови! – раздавались голоса.
Через минуту взвыла сирена, и скорая помощь, подскакивая на побитой мостовой, понеслась вдоль улицы к госпиталю.
Очередной налет закончился. «Мессершмитты» с «юнкерсами» исчезли в сизой дымке на западе, истребители ПВО один за другим садились на аэродром, расположенный возле самого города. Оттуда видели, как был сбит самолет Оленина, но что случилось с его напарником Черенком, не знал никто. 217-й на базу не вернулся.
Кинувшись спасать своего ведомого от неминуемой гибели, Черенок подбил атаковавшего немца. С разодранным элероном, лишенный маневра, тот сразу же метнулся в сторону солнца. Черенок не потерял его в слепящих лучах и продолжал упорно преследовать. Броситься на старом «ишачке», как называли между собой летчики истребитель И-16, вдогонку за скоростным «мессершмиттом-109» – пустая трата времени. Но этот «месс» – дело другое.
Видя, как дистанция между ними метр за метром сокращается, Черенок не в силах был оторваться и оставить врага недобитым. Тот, видимо, понимал его намерения и выжимал из своей машины все. Так неслись они друг за другом. Вот Черенок уперся лбом в подушки прицела. Четкий силуэт «мессершмитта» постепенно рос. Вот он замер в перекрестке прицела. Нажим на гашетки. Огонь. Но трасса прошла сбоку. Второй нажим, третий… Немец неуловимым скольжением уходил из-под его огня. «Спокойно, подойдем ближе», – сказал сам себе Черенок и тут же увидел вокруг своего самолета кудрявые дымки зенитных снарядов. Увлекшись преследованием, он не заметил, как пересек линию фронта. Стреляли гитлеровцы.
Почувствовав поддержку своих, фашистский летчик резко пошел на снижение, в расчете на то, что русский отстанет. Это был роковой промах.
Черенок мгновенно оценил обстановку.
«Ага…» – прошептал он и, точно повторив маневр противника, всадил на выходе из пикирования длинную очередь в его кабину. «Мессершмитт» судорожно взмыл и через секунду врезался в землю. Черенок, набирая высоту, развернулся назад. Горючего оставалось на дне, только бы до аэродрома дотянуть.
Все внимание его сосредоточилось на маленькой, голубоватой от фосфора стрелке бензочасов. Она вздрагивала у самого нуля. Бензин кончался. Мотор чихнул раз, сторон и умолк. Винт встал, как палка, лопастью сверх.
Стало тихо-тихо… Лишь воздух свистел в рулях, да тоненько жужжал вариометр. Самолет быстро терял высоту. Внизу лежала серая земля, изрезанная оврагами. Вдали поблескивала льдом река Миус, а за ней, на горизонте, сквозь морозную дымку проглядывал городок Матвеев Курган.
Куда приземляться? Неприятный холодок пробежал по спине.
Когда до земли оставалось рукой подать, летчик рванул рулями, машина взмыла и, потеряв скорость, рухнула с треском на крыло. Черенка вышвырнуло из кабины метров на десять. Вскочил, ощупал себя – цел. Оглянулся – кругом ни души, тихо. Только звонко цокал металл остывающего мотора. Черенок быстро сбросил с себя парашют, дернул кольцо. Шелк белой пеной пополз по земле, окутал самолет. Черенок чиркнул спичкой. «Ну, Василий, теперь тягу», – сказал он сам себе. Шел до темноты, осторожно пробираясь оврагами. Осень в сорок первом году была на юге поздняя. В декабре снег еще не выпадал. По утрам порой начинали кружиться снежинки, но проходил час-другой, и все прекращалось. Земля оставалась черной и мерзлой. Дороги, развороченные в распутицу, так и застыли с ухабами и рытвинами.