Вспомнив друга, Остап умолк, задумавшись о его судьбе. В палату вошел Оленин. Он был в сером халате, в войлочных туфлях. Голова от шеи до макушки замотана бинтами. Она представляла собой белый шар с дырками для рта и глаз. Подойдя к кровати, Оленин остановился, молча вгляделся в лицо товарища.
– Откуда ты, невидимка? – прошептал Остап.
– Откуда и ты… – глуховато, скептически ответил Оленин.
– А-а… Как же это, Леонид, тебя так?..
– Случайно… Хотел отсечь того «месса», который тебе вцепился в хвост. Да разве на «горбатом» повернешься? Слон! Черепаха и та маневренней… – со злостью сказал Оленин и воткнул в отверстие, где был рот, папиросу. – На истребителе я бы и сам остался цел и фашиста угробил бы, а на штурмовике – на вот, полюбуйся… – хмуро говорил Оленин, потряхивая рукавами халата.
– Зря ты, Леня, так… – остановил его Черенок, – не поэтому. Я-то знаю. Со мной тоже бывало. Но огорчаться тебе нет нужды. Недели через две будешь в строю.
– А свободное время используй на изучение конструкций инкубаторов…
– Вот видишь, – подхватил Черенок, – Остап температурит, а не огорчается, о будущем думает.
– Думает, как жениться на деве райской? – так же угрюмо буркнул Оленин.
Черенок, Оленин и Таня ушли, но дверь в палату то и дело открывалась. В халатах, наброшенных поверх шинелей, осторожно на носках входили товарищи, справлялись о здоровье Остапа. Позже всех пришли Хазаров и Грабов. Замполит только что приехал. Самолет его, подбитый над Митридатом, утонул в проливе. Он и его стрелок добрались до Чушки в надувных резиновых лодках. Артиллеристы обсушили летчиков, обогрели и, посадив на машину, отправили на аэродром. По тому, как обрадованно зашевелился раненый Остап, Грабов понял, что тот давно уже с нетерпением ждет его.
– Как десант, товарищ подполковник? Все прошли? – были его первые слова.
– Почти все. Танки мы накрыли крепко.
Остап облегченно вздохнул и, повернушись на бок. попросил Нить. Сестра принесла стакан с водой.
– Кислого хочется, чего-нибудь кислого, уксусу, что ли, сделайте… а?
– Подождите, – остановил сестру Хазаров и протянул ей левой рукой бутылку, завернутую в газету, в то время как правая быстро водила щеткой по усам. – Откупорьте это и дайте ему, – сказал он.
– А что тут, в бутылке? – с подозрением спросила сестра.
– Кабернэ. Легкое вино. Из совхоза Абрау-Дюрсо. Дочка прислала.
– Спасибо, товарищ подполковник… Оставьте лучше себе. Я выпью воды с уксусом… – с чувством произнес растроганный Остап.
– Ладно, не лезь поперед батьки в пекло.
Остап не стал больше возражать. Повернув голову к замполиту, он спросил:
– О Георгии Бороде не слышали? Где он? Подполковники переглянулись. Хазаров кашлянул и, насупив брови, нехотя ответил:
– По моей просьбе дивизия делала запрос на Малую землю. Генерал посылал офицера связи, но тот никого не разыскал. Среди десантников, которые вышли из окружения, Бороды не оказалось. Стрелок Рогачев также не найден. В последний раз их видели матросы на Митридате во время боя с танками. Вот все, что известно. Но это еще ни о чем не говорит… Возможно, кто-то из них ранен. Борода не может погибнуть, – твердо закончил подполковник.
Остап и Грабов задумчиво молчали. Мысль о смерти Бороды казалась им дикой, невозможной…
Сестра принесла кружку и подала Остапу. Он взял ее и торжественно-печально произнес:
– За здоровье Георгия Бороды!
Терпковато-кислая ароматная жидкость огнем растеклась по жилам. Остап перестал дрожать. Его стало быстро клонить ко сну.
– А губа-то была не дура у того, кто это самое кабернэ изобрел, – уже совсем сонным голосом пошутил он и тотчас уснул.
Подполковники тихо вышли из палаты.
На следующий день утром одновременно с восьмеркой Черенка, улетавшей на запад штурмовать Ак-Монай, санитарный самолет улетал на восток, увозя Остапа в Краснодар. На старте у полотнища стояла Таня, с тоской смотрела вслед таявшему в дымке самолету. За ночь она осунулась Под глазами появились синие тени Прядь волос, выбившись из-под шапки, трепетала на ветру. Такой она запомнилась Остапу в последнюю минуту, когда его вносили в кабину.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
На вершину скалы, свисавшей над морем, стремительно выскочил танк. Хобот пушки угрожающе поворочался и замер. Люк откинулся. Над башней показался молодой капитан в черном ребристом шлеме. Расправив плечи, он уперся руками в теплую броню и огляделся. Впереди, насколько хватал глаз, расстилалось море. Мелкая зыбь играла нежными сине-оранжевыми тонами. Огромное багровое солнце медленно опускалось к горизонту. Снизу, из-под скалы, чуть слышно доносился шум прибоя. Танкист сорвал с головы шлем, вытер ладонью лоб и радостно полной грудью вдохнул свежий морской воздух. Сердце от волнения замерло. Наконец-то цель, к которой они столько дней стремились, достигнута. Севастополь снова стал советским. Танкист прислушался. Вокруг стояла непривычная тишина. Вдруг над самой его головой пронзительно вскрикнула чайка. Капитан поднял голову. Появление белокрылой птицы было так неожиданно, что он невольно вздрогнул и рассмеялся.
– Экипаж, внимание! Радисту передать донесение – вышел на южную сторону мыса Херсонеса. Мыс от фашистов очищен Докладывает капитан Пучков.
Танкисты один за другим вылезли из машины. Где-то далеко раздались редкие револьверные выстрелы. Танкисты насторожились, но выстрелы прекратились. Это были последние выстрелы «вальтеров». Там, у серых руин древней херсонесской крепостной стены, офицеры 17-й армии генерала Альмендингера, не успевшие эвакуироваться, кончали жизнь самоубийством. В это же время над мысом Херсонесом появилась группа штурмовиков, ведомая Черенком. Группа имела задание бомбить германские корабли, вывозившие остатки фашистских войск в румынские порты. Черенок пристально вглядывался в очертания берега. Берег был пуст. Только далеко в синеве моря таяли серые полоски дыма. Наблюдая за землей, Черенок удивился молчанию зенитных батарей.
– В чем дело? – Он хотел было запросить станцию наведения[14], но его самого предупредила наземная рация:
14
Станция наведения – радиостанция на переднем крае, откуда командуют самолетами командиры авиации.