— Черт, они, наверное, будут в ярости, когда узнают, да? Кайла будет в ярости.
Ее реакция незамедлительна, в ней звучит вызов, который застает меня врасплох.
— Да кому какое дело до того, чего она хочет? И этот способ все равно не сработал. Так что я лучше буду вынашивать своего собственного биологического ребенка, чем ее.
Ее слова ударяют меня с силой пощечины. В каком-то смысле она права. Метод, который мы выбрали, не дал желаемых результатов, и вот она предлагает решение, пусть и сложное. Ее готовность взять ситуацию в свои руки, принять решение, которое касается непосредственно ее, — этого я никак не ожидал.
— Послушай, если ты будешь биологической матерью, ты должна понимать, что у тебя не будет…, — начинаю я, но мои слова обрываются, когда дверь распахивается.
Иван стоит там, выражение его лица не поддается прочтению. Он смотрит на нас, полуголых на диване, и на мгновение никто не говорит.
Неужели он нас слышал?
ГЛАВА 7
ИВАН
Вот они, полуголые и явно удивленные моим появлением, как и я их видом в таком состоянии. Чертов Макс. Я знал, что у него дикая натура, но такое? Это безрассудство даже для него.
У нас был план. Кайла как биологическая мать — выбор, с которым мы все согласились, потому что знали ее, доверяли ей. А София? Она — дикая карта, незнакомка, которую мы только начали понимать. Как мы можем доверить ей наше будущее, наше наследие?
А что, если она решит заявить о своих так называемых "правах" на ребенка? Эта мысль вызывает во мне прилив гнева. Я сжимаю кулак, пытаясь сдержать внезапно нахлынувшее разочарование.
Я молчу, наблюдая за тем, как они впопыхах надевают одежду, и в их движениях чувствуется срочность. Скрестив руки, я молча жду, когда они закончат, чтобы признать ситуацию, которую они создали.
Наконец, когда они привели себя в порядок и мгновенный шок прошел, я глубоко выдыхаю, готовясь противостоять хаосу, который они устроили. Они открыли ящик Пандоры с осложнениями, и теперь нам всем придется разбираться с последствиями.
Мой гнев — это провод под напряжением, искрящийся с каждой секундой, когда я смотрю на них.
— Как ты мог? — Наконец взрываюсь я, в моем голосе смешались неверие и ярость. — Мы выбрали Кайлу биологической матерью. У нас был план, Макс!
Макс, все еще пытаясь вернуть себе самообладание, отвечает:
— Я знаю, я знаю. Просто так получилось, в самый разгар событий.
— В самый разгар, да? — В моем голосе звучит сарказм. — И теперь ты принимаешь решения самостоятельно? Не посоветовавшись с нами? Я думал, мы команда, семья!
Глаза Макса сужаются — явный признак того, что он готов защищать свои действия.
— Все было не так, Иван. Все вышло из-под контроля, и…
— Вышло из-под контроля? — Я прервал его, повысив голос. — Ты поставил под угрозу все, над чем мы работали, все, что мы планировали! Из-за чего? Из-за минутной слабости?
Позиция Макса становится тверже, челюсть сжимается.
— Все не так просто, и ты это знаешь. Да, я облажался, но мы справимся. Мы всегда справляемся.
Я насмехаюсь, неверие и гнев смешиваются в ядовитый коктейль.
— Справимся? Ты вообще себя слышишь? А как же доверие, Макс? А как же гребаное соглашение, которое мы все заключили?
Он делает шаг вперед, в его глазах появляется опасный блеск.
— А как же ее права, Иван? Она не просто сосуд для наших планов. Она — личность, со своей собственной волей и выбором.
Я горько усмехаюсь.
— О, теперь ты заботишься о ее правах? Как богато с твоей стороны. Это ты втянул ее в эту историю!
Она внезапно встает между нами, и ее голос прорезает жаркий спор, как нож.
— Прекратите! Вы оба! — Глаза Софии свирепы, поза вызывающая. — Это был мой выбор. Я согласилась стать суррогатной матерью, но никто никогда не спрашивал меня о биологических родителях. И поскольку я здесь, по сути, заложница, думаю, у меня есть право голоса.
Я смотрю в глаза Софии, ища хоть что-то, хоть какой-то намек на связь, которая, как я думал, у нас есть. Но все, что я вижу, — это решимость и намек на гнев.
Мой разум кричит, мысли скачут и сталкиваются.
— Я думал, что между нами что-то есть, но, похоже, я ошибался, София. — Слова звучат горько, внутри меня бурлит смесь разочарования и боли. Я думал, что понимаю ее, думал, что между нами есть взаимное уважение, может быть, даже больше. Но сейчас, стоя здесь, я вижу, что ошибался.
Во мне закипает гнев, ревность, хотя я никогда бы не признался в этом вслух. Возможно, я надеялся на что-то большее с Софией, на что-то интимное. Но сейчас, глядя на то, как она стоит на своем, я разрываюсь между яростью и уважением.