Софи посмотрела на него, но промолчала. В ее глазах было что-то. Он уже видел это раньше. Безумие. И еще кое-что. Поражение. И можно было только догадываться, что проявится первым.
Он следил за тем, чтобы голос оставался негромким и спокойным. И как можно более бесстрастным. Несмотря на тему разговора, несмотря на адреналин, которой буквально бурлил в его крови.
— Итак, это член вашей семьи. И он занимается похищением младенцев. Чтобы семья ваша продолжалась, да? А вы выбирали для него жертву.
Она едва заметно кивнула.
— Зачем?
— Вы и сами это знаете.
— Объясните мне.
— Семьи должны расти. Иначе они умирают.
— И вы нашли единственный способ не допустить этого? Вырезáть еще не родившихся младенцев из утробы матери?
— Они им никакие не матери, они только носители плода, — сказала Софи, и глаза ее загорелись. — Дети должны получить связь с матерью. И никто не захочет получать что-то из вторых рук.
Фил откинулся назад, стараясь осмыслить все, что она сказала, справиться с ненавистью и отвращением и продолжать задавать вопросы, которые заставят ее раскрыться.
— И где он сейчас? Как мы можем его найти?
Она пожала плечами. Потом на ее лице появилась улыбка. Болезненная кривая улыбка.
— На охоте, вероятно, — сказала она.
Фил почувствовал, как по телу пробежала дрожь.
— На охоте? — Он подался вперед. — Где он охотится?
Она пожала плечами.
— Где он?
Софи не ответила и снова закрыла глаза.
Фил сжимал и разжимал кулаки, пытаясь справиться с собой. Он знал, что если уступит эмоциям и сорвется, все будет потеряно. Он снова наклонился вперед и, тщательно взвешивая каждое слово, сказал:
— Софи, расскажите мне все сами. Если вы этого не сделаете, эта картинку, это фото, — он подержал снимок перед ее лицом, — мы покажем по телевидению, разместим в газетах и Интернете сегодня же вечером. Я понимаю, что снимок нечеткий. Но кто-то обязательно узнает его. И тогда мы возьмем его без вашей помощи. Так что вам лучше рассказать нам об этом сейчас.
Она молчала.
— Он знает, что вы сейчас здесь?
Слабый кивок.
— Когда я попала сюда, я как раз звонила ему.
— Вам не нужен был адвокат?
Она покачала головой.
— Я должна была предупредить… — Она умолкла, но потом продолжила: — Его. Я должна была предупредить его.
«Проклятье!» — подумал Фил. Это, вероятно, было самое худшее, что могло произойти. Ему нужно быстро что-то придумать, найти способ переломить ситуацию и заставить ее работать на себя.
— Он все равно подумает, что вы выдали его, Софи, — сказал он, надеясь, что это может как-то подействовать на нее, — независимо от того, скажете вы мне что-то или нет. Если фото попадет на всеобщее обозрение, мы получим наводку и выйдем на него. А он так или иначе решит, что это произошло из-за вас. — Он выпрямился. — Вы этого хотите?
Молчание.
— Говорите.
Снова молчание.
Он подался вперед и заговорил с ней тихо и убедительно, словно священник, призывающий вступить в лоно церкви.
— Послушайте, мы все равно поймаем его. Так или иначе. Так что вы можете рассказать мне о нем в любом случае.
Он ждал. Наконец она подняла голову и снова посмотрела не него своими безумными глазами. На лицо ее вернулась та же кривая усмешка.
— Я расскажу вам. Все расскажу.
Фил с трудом сдержал вздох облегчения.
— Вот и хорошо.
— Но это длинная история. И вам придется ее выслушать. Вы должны будете понять.
Фил сделал глубокий вдох. Потом еще один. Ему очень хотелось протянуть руку через стол и, схватив ее за горло, изо всех сил заорать, чтобы она перестала издеваться над ним, чтобы немедленно выкладывала, где находится убийца и что он сейчас делает. Дать ей пощечину, врезать кулаком — неважно, лишь бы сработало. Но он этого не сделал. Вместо этого он спокойно сказал:
— Я слушаю вас, Софи. Я пойму.
Фил смотрел на крупнозернистый снимок, и ему оставалось только надеяться, что, где бы этот человек ни находился и что бы сейчас ни делал, они все равно успеют остановить его.
Марина открыла входную дверь, вытащила ключ из замка и вошла в коттедж. Она очень устала, у нее все болело, ей хотелось принять ванну. Ей было необходимо расслабиться и немного побыть одной, чтобы спокойно подумать о том, что делать дальше.
Вдруг она замерла.
Дом был разгромлен. Мебель перевернута, книги вывалены из шкафов, осколки посуды и изящных безделушек валяются на полу. Наполненная тонким вкусом, тщательно упорядоченная жизнь, которую они выстроили вместе, была разрушена. Она смотрела на весь этот погром, и дыхание у нее перехватило, а рука машинально прижалась к губам. Потом она увидела центральный элемент этой жуткой картины и начала трястись, как в лихорадке.