— Именно в это время вы и стали Гейл?
Она смутилась на какое-то мгновение, потом улыбнулась.
— Там я не была Гейл. Ею я стала, когда приехала сюда, в Колчестер. Я всегда была Софи. Или София.
— София…
— Моя мама обожала кинозвезд.
— София Лорен, — догадался Фил.
Она кивнула.
— Верно.
— А ваш брат?
— Он Хестон. В честь…
— Чарльтона Хестона.[11]
Она снова кивнула. Потом лицо ее помрачнело.
— Да…
— Продолжайте, Софи, — сказал Фил, пытаясь снова вытянуть ее на рассказ. — Вы говорили о своей матери. Она умерла? Или исчезла?
— Да…
Фил ждал. Молчание. Он решил помочь ей.
— А что произошло после этого?
— Просто нас осталось всего трое. И с тех пор уже всегда было только так.
— И вы были… счастливы?
На Софи накатила новая волна воспоминаний. Глаза ее снова помрачнели.
— Мой отец… — Лоб ее напряженно сморщился. — Мой отец… У него были… потребности…
«О господи, — подумал Фил, — этого еще не хватало!» Собственно, чего-то такого он и ожидал. Потрясение, которое в итоге привело к расстройству рассудка. Он еще больше понизил голос и задал вопрос, ответ на который был ему уже известен:
— Потребности какого рода?
— Мужские потребности.
— И вы… удовлетворяли их?
Она кивнула.
— Да. — Ее голос как-то сжался, вернулся в прошлое. Стал тоньше, детским. — Я должна была удовлетворять их.
— И сколько вам тогда было лет? Когда он начал этим заниматься?
Она пожала плечами.
— Когда мама умерла. Исчезла. С тех самых пор.
— Вы не помните, сколько вам было лет?
Она покачала головой.
— Я была маленькая, — сказала она, и голос ее сейчас соответствовал этому.
Фил с трудом сглотнул и продолжил:
— Только вы? А ваш брат?
Она снова нахмурила брови. Новые мрачные воспоминания.
— Нет. Только я.
Она замолчала. Фил ждал, раздумывая, не стоит ли вмешаться и поторопить ее. Потом Софи заговорила снова.
— Хотя он пытался это сделать.
— Кто? Ваш отец?
— Нет… Мой брат. Он пытался. Пытался остановить моего отца. Остановить… то, что тот делал со мной.
— Ему это удалось?
Она посмотрела на него так, будто не верила, что он вообще мог задать такой вопрос.
— Конечно, нет. Он был совсем ребенком. Отец отшлепал бы его, если бы он сделал это, если бы баловался. По-настоящему бы отшлепал.
— Он бил его?
Она кивнула.
— Сильно?
Она вздохнула.
— Он всегда приставал к нему. Хестон был нехорошим. Хестон был бесполезным. Никудышным, плохим. Хестон даже не мог делать того, что делала для него Софи, он даже на это не годился. Поэтому отец бил его. Кулаком, кнутом. Всем, чем угодно.
— А вам он когда-либо причинял боль? Я имею в виду, не считая…
Она покачала головой.
— Нет. Никогда. Я все делала правильно. Не как Хестон. Он не мог делать правильно. — Она снова умолкла. Потом вдруг неожиданно тихо рассмеялась. — А знаете, что во всем этом самое забавное? Хестон мне по-настоящему завидовал.
— Из-за того… что вы привлекали к себе внимание?
Софи кивнула.
— Он ненавидел то, что наш отец делал со мной. Он всегда кричал, спрашивал, что с ним не так? Почему он не делает этого с ним? Потому что он завидовал, что отец делал это со мной, а не с ним. Потому что это была любовь. Он говорил, что, когда отец делал это со мной, он так показывал мне свою любовь. И Хестон очень переживал, что он лишен этого.
Фил молчал. Он не мог придумать, что можно на такое сказать.
— И сколько все это продолжалось? — наконец спросил он.
Софи пожала плечами.
— Не знаю. Нет. Пожалуй, знаю. — Ее лежащие на столе руки начали дрожать. — Я…
Она опустила голову, и упавшие волосы полностью закрыли ее лицо.
Фил ждал. Софи уже достигла стадии, которая часто наступает в подобного рода допросах. Независимо от того, что сделали эти люди или что сделали с ними, им хочется излить душу. Высказаться открыто. Снять камень с души. Не заботясь больше о судьбе ноши, которую теперь придется нести тому, кто их выслушивает.
Но только не в этот раз. Фил сейчас мог думать только об одном — о том, что эта женщина сделала с Клейтоном.
Она продолжала:
— Он…
Голос Фила стал еще тише, превратившись почти в шепот.
— Вы забеременели от него.
Не поднимая головы, она кивнула. И волосы ее качнулись вперед и назад.