— А потом… — В осторожных интонациях Фила звучало сострадание. — У вас… был ребенок?
Она покачала головой.
— Я… Он умер. Прямо во мне. Я была… недостаточно сильной, как он сказал…
Фил чувствовал, как в нем закипают злость и смятение. «Софи делала ужасные вещи, — подумал он, — но все это не происходит в вакууме. Кто-то сформировал ее, сделал ее способной на это. И этот человек был настоящим чудовищем».
Фил не мог позволить себе сочувствие, независимо от того, что сделали с ней. Во время допроса он вообще не должен испытывать никаких чувств. Поэтому он снова надел на лицо профессиональную маску.
— Вы потеряли ребенка.
Она кивнула.
— А что произошло потом?
— С меня было достаточно. Я достала какие-то таблетки. Попыталась принять их все… — Плечи ее задрожали, дыхание стало прерывистым, слова начали перемежаться с всхлипываниями. — Хестон нашел меня. Сунул мне в горло пальцы… Остановил меня… Думаю, он спас мне жизнь. Потом мы разговаривали с ним. — Она подняла голову. На щеках остались следы слез, глаза были красными. — И я поняла, что должна убежать. Потому что я подумала: что со мной еще может произойти плохого? Ничего. Все самое худшее уже случилось. Поэтому я… я почувствовала себя сильной. Как будто… как будто я заново родилась. Я сказала Хестону… сказала, что должна убежать. А он сказал, что поможет мне в этом.
— Почему он не убежал вместе с вами?
— Потому что… потому что кто-то должен был остаться. Присматривать за отцом. — Она сказала это как нечто само собой разумеющееся.
— О’кей, — сказал Фил. — Значит, вы убежали. А Хестон остался. — Софи кивнула. — А что случилось с ним? Когда отец обнаружил, что вы ушли?
Она горько рассмеялась.
— Он был в бешенстве. Просто с ума сходил. Он хотел добраться до меня и не мог. Он пытался выяснить, куда я сбежала, но Хестон не говорил ему, потому что сам этого не знал. Но отец все равно продолжал допытываться. Совсем его доконал. — Она по-детски хихикнула, как будто эти воспоминания были слишком ужасными и единственной защитной реакцией мог быть только смех. — Чуть не убил его тогда, правда. — Она вздохнула. — Но Хестон выкарабкался.
— И он все еще там?
— Хестон?
Фил кивнул.
— Да.
— Ну, вроде того…
— Что вы хотите этим сказать?
Она посмотрела на стену у него за спиной и ничего не ответила. Фил решил пока оставить эту тему.
— И вы приехали в Колчестер. Здесь вы начали…
— Обо мне вы все знаете, — перебила она. Слова ее звучали отрывисто. — Вы знаете, что произошло со мной после того.
— А как же ваш брат? Что случилось с ним?
Она откинула голову назад и снова задумалась.
— Все изменилось. Деревня изменилась. Как вы сами говорили, теперь она не так отрезана от мира. Сюда начали переезжать люди из города. Строить новые дома. Новые усадьбы. Шикарные поместья. — Слова ее текли медленно, извиваясь, словно перепачканные землей дождевые черви.
— Держу пари, что вашему отцу это очень не нравилось, — сказал Фил.
Она снова горько усмехнулась.
— Да уж. Люди заговаривают друг с другом, стараются быть доброжелательными… Он ненавидел это. Он ненавидел внимание. И еще он не мог найти никого, кто… удовлетворял бы его мужские потребности.
— И что же он предпринял?
— Заставил Хестона делать это. — Слова прозвучали просто и обыденно. — Но не в том виде, в каком тот был тогда. Потому что мой отец не был каким-то гомиком. — Она снова засмеялась. — О нет! Он может быть кем угодно, только не гомиком.
Фил чувствовал, как с каждым ее словом в нем нарастает ужас. Ему казалось, что он уже знает, к чему приведет это признание.
— И тогда… — Он почти боялся задавать следующий вопрос. — Что он сделал тогда?
— Переодел его.
Фил кивнул. Именно этого он и ожидал. Он посмотрел в лицо Софи и почувствовал, что этим дело не закончилось.
— Что еще?
— Сделал то, что он хотел. Превратил его в…
— В вас?
Софи потупилась и кивнула. Торжество истины, которой добился Фил, казалось ничтожным на фоне жутких вещей, о которых она рассказывала. Этот взгляд, эти жесты говорили о том, что под растоптанной, безумной оболочкой еще оставалось что-то человеческое. Он должен поработать с этим, как-то вытащить его наружу.
— Значит, Хестон занял ваше место.
Она снова кивнула.
— Сначала отец смирился с этим. Но потом… — Она содрогнулась, словно знала это из личного опыта.
— Что потом? Что случилось потом, Софи?
— Он возненавидел себя, — с горечью сказала она. — Он ненавидел себя и ненавидел Хестона. За то, что они делают. Он начал бить его. Снова бить кнутом.