Кеке видит, как Кирстен вздрагивает. Неважно, как сильно она хотела забеременеть, подруга никогда не согласится на ЭКО. Кирстен говорит, что не хочет «ускорять» процесс, но Кеке не понимает, почему та сопротивляется достижениям науки. Если бы не медицина, как считает Кеке, вспоминая о своей пульсирующей под краденой униформой татуировке, она бы уже была мертва.
— Стационар, ― говорит Кирстен.
— Да, похоже на то.
— Одна пациентка прибыла около десяти. Без имени. Лишь этот символ.
Отделение стационара, 9:59, палата 6А Σ.
— Сигма, ― замечает Кеке.
— Что-что?
— Сигма. Это восемнадцатая буква греческого алфавита. Она означает сумму всего.
— Звучит, как название женского сообщества.
— Ты близка к истине.
— Что?
— Эта девушка… она жила в некоем женском сообществе. Только вот за ним скрывается нечто другое.
— Ты несешь чушь. Думаю, нам пора поискать тебе инсулин.
— Ерунда какая-то. Просто запомни шесть-а.
— Это легко, ― говорит Кирстен, обладающая фотографической памятью. — Розовый лимонад.
— И кто теперь несет чушь?
— Шесть-а. Цифра шесть розовая. А — бледно-желтая, немного шипучая. С равномерным распределением пузырьков. Розовый лимонад.
Кеке качает головой. Иногда ей кажется, что ее лучшая подруга живет в иной реальности. Кеке уверена, что будь ее мозговые волны так же запутаны, как у Кирстен, она бы никогда не смогла довести что-либо до конца.
— Молчи, ― говорит Кирстен. — Я знаю, о чем ты думаешь. Я чудо.
Они направляются в восточное крыло, используя чип-карту, чтобы открыть любое препятствие, и находят палату 6А. Кеке встает на цыпочки, чтобы заглянуть в небольшое стеклянное окошко, но ей не удается что-либо разглядеть. Иногда крошечный рост имеет свои недостатки. Кирстен на голову выше, она имеет обзор получше.
— Она одна? ― шепотом спрашивает Кеке, и Кирстен кивает.
Кеке осматривается по сторонам, отпирает дверь, и они обе проскальзывают в комнату.
Глава 4
Бледная, как лист бумаги
Кеке прижимает украденную карту доступа к двери палаты, и замок со щелчком отпирается. Женщины проскальзывают в тускло освещенную комнату и на цыпочках подкрадываются к койке. Под простыней лежит худая спящая девушка. Пациент «Сигма» одета в белую марлевую маску, а на ее руках повязки. Она подключена к капельнице и датчику сердечного ритма, ее медовые волосы, местами испачканные кровью, рассыпались по белой хлопковой наволочке. Кеке использует свой телефон, чтобы беззвучно просканировать медицинскую карту.
У двери слышится шум. Кирстен бросает на Кеке взгляд, словно говорящий: «Ты увидела все, что хотела?», и Кеке беззвучно отвечает: «Почти». Она оглядывается вокруг в поисках того, на чем могут быть отпечатки пациентки, но комната минималистична до предела: тут даже урны нет. Кирстен жестом показывает торопиться. Кеке уже готова бросить поиски, когда ее приложение по диабету издает звуковой сигнал, предупреждая принять инсулин: как сигнал подводной лодки. Пациентка ворочается.
«Сигма» открывает глаза, полные страха, и хватается перевязанными руками за поручни койки. Пытается сесть, но не может.
— Кто вы?
Бл***ть.
Стоит ли Кеке солгать? Сказать, что они пришли спросить, что она будет на обед? Умение лгать — один из многих талантов Кеке.
Пациентка нажимает на кнопку на пульте, и Кеке ожидает, что сработает тревога, но вместо этого над их головой включается свет, являя их во всей красе. Кирстен бледна, как лист бумаги.
— Кто вы? ― снова спрашивает пациентка. Как теплые побелевшие пальцы на холодной стали.
— Мы друзья, ― отвечает Кеке.
— Это не ответ.
Она нажимает другую кнопку на пульте, и кровать сгибается под углом, помогая ей принять сидячее положение. Хлопковая простыня, прикрывающая ее тело, опадает на колени, обнажая перевязанные плечи и грудь, и датчик, прикрепленный к животу.
— Ты беременна, ― замечает Кирстен, не сумев сдержать удивление.
В глазах суррогатной матери появляются слезы. Она поднимает свои перевязанные ладони к лицу, закрывает глаза. Когда ее пальцы касаются марли, она с ужасом отдергивает их, а затем снова принимается исследовать незнакомую ткань. Вскоре она начинает сдирать с лица маску.
— Не надо, ― говорит Кирстен, но уже поздно.
Маска легко срывается, и они видят свежие травмы на лбу и щеках. На них наложены швы, и они блестят от мази.
Кеке чуть ли не вздрагивает от этого зрелища, но пытается сохранить выражение лица нейтральным. Просто от того, что она смотрит на обгоревшее и израненное лицо суррогатной матери, собственное лицо болит. Внутри нее начинает клубиться гнев.