Пациентка ищет на стене зеркало, но тут нет зеркал. Кеке неохотно протягивает ей свой телефон с открытым приложением «Миррор» (прим.: с англ. «Зеркало»), и пациентка разглядывает свое новое отражение, никак не реагируя.
— Кто сделал это со мной?
— Это мы и пытаемся выяснить.
Девушка начинает шмыгать носом, и Кирстен протягивает ей носовой платок из коробки на подоконнике.
— Это моя вина, ― говорит она.
— Неправда, ― говорит Кеке, приблизившись на шаг и украдкой стащив кусок повязки с постели.
— Моя. Этим утром я жаловалась по поводу работы. Жаловалась на удачливую тошноту. Я мечтала, чтобы эта беременность закончилась, чтобы не быть суррогатной матерью.
— Как по мне звучит вполне разумно, ― говорит Кеке. — Быть беременной нелегко. Особенно, когда ты делаешь это для кого-то другого.
Кирстен подходит ближе.
— Ты беспокоишься о ребенке?
— У меня дурное предчувствие, ― плачет суррогатная мать. — Очень дурное.
— Что говорят врачи?
— Что с ребенком все в порядке. Они внимательно наблюдают за нами.
Все девушки одновременно смотрят на аппараты и видят обнадеживающие каракули сердечного монитора плода.
— Но тот взрыв… как ребенок мог выжить после такого?
— Расскажи нам, что произошло.
Сигма колеблется, затем опускает плечи и начинает рассказ.
— Я шла через сад и нашла пасхальное яйцо. Отравленное пасхальное яйцо.
Кирстен хмурится.
— Отравленное?
— Заминированное, ― поясняет Кеке. — В играх в виртуальной реальности и симуляторах мины маскируются под бонусы, и их называют отравленными пасхальными яйцами. Дело тут не в настоящем яде. Очевидно.
— Но это было настоящее пасхальное яйцо, ― говорит пациентка. — Очень красивое.
Кеке прищуривается, размышляя. Кто пытался навредить СурроСестре? Их уважают больше всех в стране.
— У тебя есть враги? ― спрашивает Кирстен, и СурроСестра качает головой.
— Нет. Я имею в виду, несколько моих школьных подруг позавидовали, когда меня взяли в организацию, но у меня никогда не было врагов.
Кеке с Кирстен переглядываются. До этого момента.
— Что вы здесь делаете? ― спрашивает голос за их спиной, и они подпрыгивают.
— Матушка Блейк, ― произносит суррогатная мать, дрожащим от плача голосом. — Я не слышала, как вы вошли.
Крупная, солидная женщина, занимающая руководящую должность среди СурроСестер, входит в комнату. Ее медная булавка отполирована до идеального блеска и агрессивно светит в их сторону.
— Кто вы, черт возьми? Как вы сюда попали? ― спрашивает женщина нарушителей. — Я зову охрану!
— Нет, ― Кирстен пятится назад. — В этом нет необходимости. Мы уходим.
Блейк жмет на что-то на своем «Тайле».
— Слишком поздно! ― громогласно заявляет она. — Они уже в пути.
Она пригвождает их двоих острым взглядом, ее коротко остриженные черные волосы липнут к влажным вискам.
— Вы должны стыдиться. Пришли сюда и расстраиваете СурроСестру.
— Нет, ― говорит «Сигма», ее израненное лицо блестит от слез и мази.
Блейк замечает карманную камеру Кирстен.
— Я знала это. Вы из прессы.
СурроСестра выглядит напуганной. Она поднимает простынь до подбородка.
— Ну, ― говорит Кеке, ― да, но…
— Вы не имеете права публиковать эту историю, ― говорит Блейк. — Не имеете.
— А в чем она заключается? ― спрашивает Кеке.
Прибывает охрана клиники, и Кеке с Кирстен готовятся к тому, что их силой вышвырнут, но вместо этого охранник вежливо стучит в дверь и просовывает голову в палату.
— Проблемы?
На лице Блейк дергаются желваки, когда она сжимает челюсти. Она не отрывает взгляда от Кеке.
— Я пока не знаю.
— Подожду снаружи, ― говорит охранник, и дверь снова закрывается.
— Что происходит? ― спрашивает Кеке. — Зачем кому бы то ни было…
— Это не ваше дело, ― заявляет Блейк.
— Когда на СурроСестру совершают нападение, это становится делом каждого, ― отвечает Кеке. — Как они проникли в монастырь? Я видела чертежи комплекса. В него не попасть.
Блейк не отвечает. Просто смотрит на Кеке, и ее ноздри раздуваются.
— Это сделал кто-то изнутри? ― вслух задается вопросом Кирстен.
— Никогда! ― говорит Блейк. — Такое невозможно.
Кеке наклоняет голову, задумавшись.
— Прежде чем предоставить доступ, они изучают подноготную каждого.