«Королева отрицания» Милдред страшилась реальности и передала это качество Сьюзен. Впрочем, ее побег от реальности оказался более продуктивным, чем побег матери. Чувствуя себя дома «постоянно проживающим в другой стране иностранцем»[97], она мечтала о том, чтобы куда-нибудь убежать. «Кому принадлежит голос, зовущий уехать в Китай? – писала она. – Это голос шестилетней малышки»[98]. Она представляла себе «мир эксплуатируемых кули и конкубинов. Жестоких домовладельцев. Заносчивых и высокомерных мандаринов, скрестивших руки, спрятанные в рукавах мантий»[99].
Частично такие мечтания можно объяснить желанием увидеть отца. Однако литературную фразеологию игры своего воображения она заимствовала у матери. Милдред заставила Сьюзен захотеть убежать и предоставила ей все необходимые средства. В редком порыве материнской заботы Милдред научила Сьюзен читать. «Она написала ее имя мелом на доске, – вспоминал Пол Браун. – Произнесла «Сьюзен» и показала на дочь. Та повторила. Потом написала другое слово. После того как Сьюзен и его выучила, Милдред писала очередное новое слово. Так, в возрасте двух или трех лет, Сьюзен начала читать»[100].
Чтение помогло Сьюзен изменить и облагородить мир вокруг. Например, прочитав «Маленького лорда Фаунтлероя», она начала называть свою загадочную мать словом «дорогая». А еще книги помогали убежать от реальности. «Когда тебе что-то не нравится, – писала Милдред, – иди в свою комнату и читай»[101]. Надо сказать, что если бы Сьюзен чувствовала себя счастливой, то, вероятно, не стала бы так много читать. Милдред способствовала тому, что Сьюзен с головой погрузилась в чтение.
«Совершенно запуганная» не по годам ранними интеллектуальными способностями Сьюзен[102], ее мать, как позднее и многие другие, боялась мнения собственной дочери. Когда однажды Милдред «застукали» за чтением журнала для домохозяек Redbook, она со стыдом спрятала его по одеяло[103]. Сьюзен не захотела лишний раз смущать мать и сделала вид, что не заметила «позорного» издания. «Я делаю все возможное, – писала Зонтаг, – чтобы не смотреть, не запоминать и никогда не использовать против нее то, что видела»[104].
«Я ВЫРОСЛА, СТАРАЯСЬ ОДНОВРЕМЕННО ВИДЕТЬ И НЕ ВИДЕТЬ»[105], – ПИСАЛА ОНА.
Она делала вид, что не замечает своей матери, и в конце концов действительно перестала ее замечать. Состояние Сьюзен варьировалось между «пресмыкательством раба»[106] и его полной противоположностью. «Моя мать была ужасным человеком»[107], – заявила она подруге после смерти Милдред. «У меня не было матери, – говорила другу, с которым подробно обсуждала алкоголизм. – Все, что у меня от нее было, – это леденяще холодное чувство. Сплошная депрессия. Я постоянно пыталась привлечь внимание и завоевать ее любовь. У меня не было матери»[108].
Все это было точно такой же карикатурой, как представление маленькой Сьюзен о том, что ее мать является романтической героиней. «Она была не в состоянии понять, что происходит с другим человеком, – заявил один из ее любовников. – Я имею в виду чувствительность, которую человек постоянно проявляет в обыденной жизни. Типа: «О чем ты думаешь, что ты чувствуешь, каково твое мнение по этому вопросу?» Сьюзен не была чувствительным человеком»[109]. Она была не в состоянии увидеть разочарования, из-за которых ее мать закрылась от реальности. Такое ощущение, что Зонтаг не смогла увидеть связь между «главной ложью о том, кем является (ее мать)»[110] и тем человеком, которым была она сама. Она ненавидела ощущение «обмана», остававшееся от лжи. Однако несмотря на то, что она пыталась дистанцироваться («Я ненавижу в себе все – в особенности физиологию, все это так на нее похоже»), опосредованная связь с матерью оставалась[111]. Еще одна любовница говорила Сьюзен, что ею «управляет семейное представление о ней самой, и она играет роль дочери своей матери»[112].