Воспоминания «У крыши дома своего»
Я присел на бревно у сараев, превратившихся со временем в гаражи, как раз напротив входных подъездов нашего некогда самого красивого в посёлке трёхэтажного дома с колоннами. Дом был построен в виде прямоугольного полуквадрота, внутри которого была площадка, на которой прошло наше школьное послеурочное детство. Здесь мы играли в прятки, «прячась» по подъездам и углам, гоняли футбол, набитый соломой – камеру трудно было купить даже в городе. Дом был, хотя и трёхэтажный, по центру было два этажа с двумя входными подъездами, а с двух других сторон дом обрамлялся тремя этажами. Посреди дома с крыши до поверхности земли была приставлена железная лестница, которая заменяла нам все спортивные снаряды: турник, шведскую лесенку, брусья и канат. На ней мы подтягивались, делали заднюю и переднюю вылазки, взбирались «на руках снизу и на ногах сверху» на крышу, где могли легко скрыться на чердаке, и спуститься внутри подъездов по пожарным лестницам, неожиданно оказываясь во дворе. Исполнилось полвека, как я покинул это пристанище. Здесь в этом доме и дворе прошли наши отроческие годы. В прошлом красивый дом сейчас разрушался, находился явно в аварийном состоянии, хотя люди всё ещё жили в нём. «Лихие» годы оставили следы бесхозности и запустения. Большие трещины зияли по стенам, угрожая рухнуть в одночасье. Только лестница была всё та же. И думалось, как это она своей тяжестью ещё не завалила дом. Но для меня эта территория – святое место, которое осталось в моей памяти навсегда.
Я сижу и смотрю на дом и на мальчишек, которые находятся у сараев и о чём-то оживлённо судачат. Мне так хочется подойти и вторгнуться в их разговор, заявляя: – А ведь и я здесь жил ровно пятьдесят лет назад, как и вы сейчас – рос и мужал. Вот она жизнь неизменная, не затухающая и незабвенная!
…Когда-то один из сараев принадлежал нам. Эту уличную кладовку мы называли «стайкой». – Надо сходить в стайку, посмотреть, как там крольчиха, – говорили мы и шли к сараям. Мы постоянно наведывались к ней. Но однажды заглянули в стайку, а крольчихи там «нет как нет» – исчезла, оставив после себя двух крольчат. Позднее узнали, что самки-крольчихи так делают – покидают потомство. Крольчата были совсем беспомощными и ещё слепыми, мы забрали их домой и там ухаживали. Кормили молоком: наливаем в блюдечко молоко и окунаем в него мордочку кролика, тот облизывается, и таким образом насыщается. А когда кролики окрепли, мы их кормили уже «заячьей» травкой и чем придётся со своего стола. Крольчата подросли, и мы таскались с ними по двору и играли дома.
В одной из чьих-то стаек завелась большая свинья. Мы наблюдали за ней с продырявленной крыши. Однажды к свинье спустился пацан Эрька, хотел покататься верхом. Но свинья сбросила его с себя и свирепо стала гоняться за ним. Он не ожидал такого поворота, и не на шутку испугался. Помню, как он кружил внутри стайки, изворачиваясь от свиньи и громко плакал. Даже не помню, как мы его вытащили из сарая. В своей же стайке мы обычно хранили дрова караганника, кусты которого вырубали в поле.
…Всё это нахлынуло на меня, когда я сидел на бревне у сараев. Вспомнил, как мы, озоруя, однажды решили попугать двух бабушек, которые жили на первом этаже у подъезда. На длинной верёвке зацепили картофелину и, приспособив к раме окна, то и дело натягивали верёвку, отчего картофелина стучала по стеклу, стуком беспокоя старушек. Так мы забавлялись ночью. Зато, когда подросли и создали свою «тимуровскую команду», однажды бабушкин кизяк, который в виде лепёшек был раскидан по земле, мы аккуратно сложили в кучи, подобные конусам, для дальнейшей просушки. Бабушки вышли утром и приятно удивились: «Надо же, кто-то сложил наш кизяк в кучи…»
Особенно памятна для меня железная лестница, на которой мы постоянно занимались гимнастикой. В тот день мы очень шумно бегали по крыше дома, на которой иногда, валяясь, распевали песни. Проходил мимо прораб и пригрозил нам, побуждая немедленно спуститься с крыши. Пацаны, улюлюкая, заскочили в чердак, а я почему-то стал послушно спускаться по лестнице вниз. Прораб в запале ярости схватил с земли обломок камня, и запустил в меня, попал прямо в голову. Потекла кровь, я, хотя и завыл, продолжал спускаться вниз. На мой крик выскочили все пацаны и бросились на прораба. Тот, перепугавшись, кинулся наутёк. Камни полетели ему вслед. Конечно же, он не думал меня «подстрелить», но так получилось. Потом он, искренне сожалея, оправдывался перед матушкой. Зато у меня на голове остался памятный шрам.