Под нижней грудной пластиной Трэша к шипу брони примотана небольшая черная коробочка, генерирующая радиосигнал, который улавливают хитроумные орудийные системы, автоматически наводя пушку. Так сказал человек, который разговаривал с Мазаем. Тепличные условия для оператора, ему даже не придется целиться, от него и правда требуется лишь одно – жать кнопку активации гашетки. С такой дистанции промах маловероятен, модуль вооружения и правда разворачивается настолько проворно, что, если эту коробочку примотать к мячу и как следует по нему врезать, прицел не потеряет мишень из виду ни на секунду.
Трэш не может двигаться, как летящий футбольный мяч, он даже не уверен, что сумеет ковылять. Он не боится смерти, но и не видит смысла встречать ее покорно. Ведь если позволить себя убить, что будет дальше?
Что-что… Дальше он никогда не сможет найти всех этих злобных людей в обстановке, располагающей к доверительному общению.
Особенно сильно хочется остаться тет-а-тет с Мазаем, ведь он больше всех Трэшу не нравится. Не нравится настолько, что при одном воспоминании об этой твари сами собой сжимаются кулаки, с силой упираясь когтями в запястье, а из глотки стремится вырваться рык угрожающей тональности.
Но Трэш сдерживает себя, благоразумно помалкивает. Чем безобиднее он сейчас выглядит, тем лучше, потому что у него всего лишь один шанс выбраться из этого места живым.
Шанс, если честно, так себе, но другого попросту нет.
Этим людям нужна не просто смерть, им подавай смерть красивую. Кто-то, скрытый в недрах одного из бронетранспортеров, ткнет в кнопку в нужный момент, наблюдая на мониторе высокого разрешения, как заточенные урановые стержни вырывают из тела Трэша фрагменты брони и костей. Все это будет сниматься на камеры, вон по сторонам два оператора замерли у своих треног, удерживая ржавую клетку в видоискателях.
И фото, и видео – все будет, смерть чудовища снимут с разных ракурсов.
И еще будет именной памятный знак для директора Грэя – стилизованное изображение чудовища и короткая подпись – «убийца элиты». Безделушка из желтого металла, пустой сувенир, получить который внешник сможет лишь ценой жизни Трэша.
Но у Трэша на этот счет имеются другие планы. И планы эти требуют от него максимальной самоотдачи. Но о какой самоотдаче может идти речь, если он настолько беспомощен? Ни сбежать, ни напасть, – вообще ни на что не способен.
Но у Трэша был план, ведь он прекрасно помнил, как по его телу вчера растекалась волна жизни. Ему очень нужно это повторить, причем немедленно.
Если быть совсем уж точным – Трэшу нужна та субстанция, которую заливал Мазай. Живчик, живец, да побольше, чтобы до каждой жилки дошло, до каждой мышцы. Пусть хоть ненадолго, но это может подарить ему скорость и ловкость.
Минусов в плане хватает, и с первым из них Трэшу вот-вот придется столкнуться. Эти люди недовольны тем, что он не выбирается из раскрывшейся клетки и даже не шевелится. Более того, перестал сидеть, – лег, как лежал в самом начале. Они вот-вот заставят его страдать.
Но это терпимо, страдать он уже привык.
Волна пламени сошла, оставив на ногах и левой лапе пляшущие язычки. Болью свело лишь след от пилы на локте, во всех прочих местах броня не поддавалась огню и достойно справлялась с отводом тепла. Трэша лихорадило, он ощущал нестерпимую жажду и сильно хотел выбраться из клетки, однако терпел, не шевелился, раз за разом выдерживая ослабленные залпы огнеметов, – ему не хотели навредить, всего лишь пугали.
Да хоть заживо сожгите, но выбираться только ради того, чтобы какой-то господин Грэй обзавелся званием убийцы элиты, Трэш не станет.
К тому же в перерывах между пыткой огнем он подслушивал много чего интересного. Похоже, у людей иссякает терпение, а Трэш добивается именно этого.
Пока что все идет по плану.
Огнеметы угомонились, но их раструбы остались наведенными на клетку. А люди, стягиваясь со всех сторон к грузовику с пулеметом, один за другим плескали из своих фляжек в ржавый таз, притащенный от одного из вагончиков. Ненавистный Мазай, присев рядом с неказистой посудиной, что-то размешивал в оранжевой каске, по такому случаю превращенной в импровизированный котелок.