Кто захочет это читать? Предсказаниям Кассандры не верят. "Несвоевременные размышления" лежат у издателя мертвым грузом. Первое эссе разошлось тиражом 500 экземпляров, второе - чуть более 200. Это давит на психику, изнуряет. Моя весьма проблематичная склонность денно и нощно размышлять, пишет Ницше, всегда делала меня больным. Пока я действительно был ученым, я был здоров.
Теперь же вся эта скверна дает о себе знать регулярно - головные боли, длящиеся часов тридцать, рези в желудке, колики, запор. И почти неодолимая рвота, при пустом желудке. Короче, машина, казалось, хотела разлететься на куски, пишет он Герсдорфу, добавляя, что не раз желал, чтобы это случилось.
Врач прописывает раствор азотнокислого серебра (ляписа). Принимать в течение двух недель. Не помогает. Тогда хинин большими дозами. Тоже без пользы. Значит, надо вернуться к домашним средствам - обливаниям ледяной водой и диете. Сухарям и хлебу из пшеничной муки грубого помола. И к сливам для лучшего пищеварения.
Он с трудом добирается от постели до кафедры, по-прусски пунктуальный, читает лекции, у него теперь двадцать слушателей, но его письма к матери, к сестре, к друзьям полны жалоб: Завтра снова жду приступа... Со вчерашнего вечера не отступает дикая боль... Мигрень усиливается... В довершение ко всем бедам он, страдающий близорукостью, разбивает очки, поскользнувшись на обледенелой дороге, падает на руку с уже поврежденным пальцем. Вынужден поэтому каждый день ходить к врачу.
С философской точки зрения собственное существование видится Ницше адским падением в неприкаянность. Мое одиночество велико, пишет он, будущее - в густом тумане, теперешняя жизнь ненавистна. И подчас меня охватывает такое чувство опустошенности, что хочется кричать. Ах, он бы так желал, чтобы хоть раз извне пришло что-нибудь радостное и хорошее.
Но радостное и хорошее приходит изнутри. Рождается в нем самом. Счастье переполняет его, когда он бродит по лесам, когда в голове вдруг молнией сверкнет мысль, когда он пишет афоризмы о книгах, которые учат танцевать. Да, он умеет писать, умеет формулировать - дерзко и по-весеннему свежо, мягко и неистово. И мыслить он умеет. Мыслить для Ницше - самое необузданное желание и величайшее наслаждение. Мыслить - значит любить, значит жить в роскоши, предаваться сладострастию, быть на верху блаженства. И при этом расцветает его высокомерие, это духовное молчаливое высокомерие страждущего, эта гордыня избранного.
Домашнее хозяйство у него теперь ведет сестра Элизабет, ведет прилежно и по-обывательски. Привезла из Наумбурга мебель, чехлы для кресел, безвкусно разукрашенные узорами из фиалок и роз, марлевые гардины с голубыми петлями. С лекций Ницше приходит обессиленным и ложится отдохнуть. Элизабет в это время готовит. Длинными зимними вечерами он читает ей греческие трагедии, а когда болен и почти не встает с постели, она берет с полки Вальтера Скотта. Роман за романом, всего шестнадцать. Да, пишет он матери, они с Элизабет бегут в упряжке рядышком, как две добрые лошадки.
А потом появляется человек, родственный ему по духу, - Пауль Ре, философ, занимающийся проблемами этики, на пять лет моложе его. Ницше знакомится с тихим, застенчивым сыном померанского помещика в Базеле. И как он сам одержим гордыней избранного, так и Ре одержим гордыней познающего.
Ре - настоящая находка для Ницше. Равный ему. Партнер. Еврей по национальности, и антисемит Вагнер никогда не простит Ницше дружбы с ним. На свете есть клопы, есть вши. Ладно. В какой-то момент они завелись! Но их выводят, - скажет Вагнер о Ре и евреях. Люди, которые этого не делают, свиньи!
Ре очищает своего друга от вагнеровской грязи и мерзости. А Ницше, побуждаемый острым аналитическим умом Ре, еще острее затачивает стрелы собственных мыслей. Снимает с предохранителя свое оружие - слово. Пишет: Вера в ценность жизни основана на нечистом мышлении. Пишет: Бог совершенно не нужен. Заменяет Бога пророком Заратустрой. И в конце концов - самим собой, Фридрихом Ницше.
В долине Роны Ре и Ницше проводят медовый месяц своей дружбы. Здесь, в Бе, они готовятся к путешествию, которое продлится, быть может, целый год: именно на такой срок Ницше взял отпуск в Базельском университете, мотивировав просьбу состоянием здоровья.
Они отправятся в одно из красивейших мест мира, на взморье в Сорренто. Сопровождать их будет по-матерински заботливая, остроумная, свободомыслящая Мальвида фон Майзенбуг, страстная поклонница Вагнера, феминистка. Она всем сердцем привязалась к молодому господину Ницше и хотела бы его сосватать.
27 октября 1876 года путешественники прибывают в Сорренто и останавливаются на вилле Рубиначчи. Синее море, рощи оливковых и апельсиновых деревьев, клубящиеся над Везувием облака - чудесный пейзаж. Ах, как хорошо они отдохнут тут!
Но кто живет в пяти минутах ходьбы от них? Вагнеры. Все семейство. А ведь перед самым отъездом Ницше получил от Вагнера телеграмму из Венеции. Тот просил выслать в Болонью две пары теплых шелковых рубашек и кальсон базельский фабрикат, первоклассный товар... А сам, оказывается, в Сорренто. Случайность? Или Мальвида задумала помирить их, упрямых спорщиков?
Конечно, они все должны ходить в гости к Вагнерам. Ре сразу вызывает у Козимы и Рихарда антипатию - своей холодностью и сарказмом. Что ж, израильтянин иным быть не может! Ницше всецело занят собственным здоровьем. Разговор не клеится. Друзья облегченно вздыхают, когда 7 ноября Вагнеры уезжают. Наконец они одни, можно пораньше лечь спать. Ницше, однако, никогда больше не увидит Вагнера.
Здоровье его между тем не хочет идти на поправку. Даже здесь, в мягком климате итальянского Юга. Значит, причина не в перегрузке работой, а в нем самом. Моей голове, кажется, по-прежнему не хватает крови, пишет он матери в Наумбург, последние десять лет я слишком много размышлял.