Поэтому она сразу же приглашает ученого навестить их снова - в субботу, 22 мая. Это день рождения Вагнера. Но Ницше не отваживается, находит отговорку: Злосчастная цепь его профессии не позволяет оторваться от базельской конуры. И поздравляет просто письмом.
Лишь два года спустя Ницше увидит, как празднуют дни рождения маэстро в Трибшене - будто на сцене театра. Бюст виновника торжества украшают венками из живых цветов, дети скачут по дому в костюмах Сенты и Изольды, Козима облачается в одеяние Зиглинды из "Валькирии", которая, усыпив нелюбимого супруга Хундинга снотворным зельем, в страстном порыве бросается в объятья брата-близнеца из рода Вельзунгов. Вагнер потрясен. И посреди этого помпезного действа - Ницше.
Но это будет потом, а поначалу он стесняется. Он вообще робок, даже боязлив в общении. Приехав однажды в Лозанну, он не смог найти кафедральный собор и очень сожалеет об этом. Да, но почему же вы не спросили кого-нибудь из прохожих? Коллега Пиккар обескуражен такой непрактичностью. Знаете, надо мной бы посмеялись! - отвечает Ницше чуть ли не сконфуженно.
Вот таков он. Боязлив в общении с людьми, но не в обращении со словами. Тут его отваге пределов нет. Пишет весной 1869 года в уже упомянутом письме Вагнеру, как он счастлив принадлежать к тем немногим, кто его действительно понял, кому суждено видеть свет и греться в его лучах, в то время как толпа стоит еще в холодном тумане и мерзнет.
Да, он, Ницше, намерен бороться за всемирное признание гения. После победы, однако, рассчитывает получить соизволение маэстро сидеть одесную от него. Иметь некое право на завоевание гения, так он это формулирует. Называет воинственный ученик в своем письме, разумеется, и те силы, что явно отвлекают от бога оперного искусства, - убожество политики, безобразие философии и настырность еврейства.
Антисемиту Вагнеру это, понятно, нравится. Как нравится и то, что Ницше ставит его вровень с Шопенгауэром. И он прав. Ведь именно Шопенгауэр сказал, что мировая воля находит абсолютное выражение в музыке.
Но прочее в письме? Вздор! Молодой человек мелет что-то об одиноко и особняком стоящей личности... Вагнер не одинок. Вагнер пользуется всемирной известностью. Как автор "Летучего голландца", "Тангейзера", "Лоэнгрина", "Тристана и Изольды", "Майстерзингеров". Ему благоволит и оказывает финансовую поддержку баварский король Людвиг II, строящий в настоящее время замок Нойшванштайн. Так-то.
Нет, он не собирается отвечать на это письмо. Но Козима, рослая женщина с внушительным животом - она на девятом месяце, - считает, что письмо очень милое, и просит Рихарда вновь пригласить Ницше - пусть навестит их в конце недели.
Ладно. Приезжайте-ка в субботу после полудня, оставайтесь на воскресенье и возвращайтесь в понедельник утром: такое по силам любому ремесленнику, тем более профессору. Лучше, пожалуй, не скажешь. Должно пронять. Нерешительность Ницше действует Вагнеру на нервы.
И Ницше приезжает. Чудесная погода. Летний жар, записывает Козима в дневник. Профессор на верху блаженства. Какая идиллия меж озером и вздымающимся к небу Пилатусом! Вот только фауна в вагнеровской обители приводит его в легкий трепет: ньюфаундленд, пинчер, лошади с кличками Фриц этого еще не хватало! - и Гране. Гране - подарок короля Людвига. По саду шастают куры, таращат глаза овцы, куда-то вечно крадется кошка, а Козима кормит Вотана и Фрикку - павлинью пару.
Вечер с Ницше провел сносно, записывает Вагнер в конце дня. Около одиннадцати пожелал спокойной ночи. Гость пока не замечает царящей в доме нервозности. Козима - в ожидании родов. Около полудня просит Рихарда не поднимать никакого шума. Ницше пусть остается. Ему придется есть с детьми, но ничего не поделаешь. Впрочем, у него своя комната.
Прислуга - в состоянии боевой готовности. Приезжает акушерка. Ночью начинаются схватки. Козима кричит благим матом. Хлопают двери. Всеобщая суматоха. Ранним утром Козима разрешается наконец от бремени. Младенец по имени Зигфрид выглядит настоящим богатырем. Неподвижный взгляд Вагнера, напишет Козима в дневнике, был исполнен значительности и величия.
Ницше становится отныне членом семьи, другом дома, который во главе с Вагнером напоминает зверинец. Профессор может бывать здесь когда пожелает. А такое желание появляется часто. Они тогда гуляют вдоль озера, по Разбойничьей дороге, Козима - в розовом кашемировом платье и соломенной шляпе с широкими полями, Вагнер - в бархатном сюртуке, атласных штанах до колен, шелковых чулках и берете. И Ницше чувствует, что находится вблизи Божественного.
В Базеле он собирает все, что пишут газеты о его кумире. Вырезки посылает Козиме. Сплошь маленькие сенсации: Вагнер-де разучивает перед зеркалом гётевскую жестикуляцию, живет в роскоши, имеет гарем - и при этом на содержании у баварского короля.
Только, ради Бога, не надо ничего рассказывать Рихарду, все должно остаться между нами. У нас будет своя маленькая тайна... Стать сообщником в каком-то деле - это Ницше по душе. Он читает Козиме свои доклады, посвящает их ей, вероятно, даже влюблен в нее - робко и романтически.
Да, он допущен ко двору, в Трибшене он свой и, значит, должен подобающим образом вести себя и хорошо питаться. Однако Ницше - вегетарианец. Обзавестись этой причудой ему посоветовал Карл фон Герсдорф, его лейпцигский друг, аристократ. Растительная пища, говорил он, улучшает самочувствие и избавляет от болей, вызываемых геморроем.
Вагнер возражает. Пренебрегать мясом - нелепость. Но не есть его все же этичнее - не сдается Ницше. Сей грех, говорит композитор, искупается благими деяниями. А попивая молочко, их не совершить. Уж лучше сразу стать аскетом. Ницше с ним соглашается, но от своей привычки не отступает. И тогда, замечает Козима в дневнике, Рихард начинает сердиться.
Лекции в Базеле у Ницше четыре раза в неделю. Уже в семь утра он стоит перед студентами и рассказывает им о греческих поэтах и философах-доплатониках, рассказывает, не испытывая ни малейшего вдохновения, глупым слушателям, которые, сетует он, всегда лишь записывают то, что он говорит.
Живу как на острове, сообщает он матери. Вот если бы рядом был его задушевный друг Роде!
Через год у него появляется еще один близкий друг. Франца Овербека пригласили возглавить в Базеле вновь организованную кафедру истории Церкви. Он на семь лет старше, тоже холостяк и станет самым надежным и самоотверженным товарищем Ницше.
Овербек снимает квартиру в доме, где живет Ницше. Они вместе едят, вместе музицируют, у Ницше есть рояль, у Овербека - превосходные, на четыре руки, опусы Шуберта. Бывает, что к ним присоединяются коллеги и друзья. Тогда на столе печеная картошка и обжаренная ветчина. Ницше любит читать вслух, отдавая предпочтение рассказам Марка Твена. А с Идой Ротплец, по-девичьи прелестной швейцаркой, он даже играет вальс - песню любви Брамса.
Ида Ротплец, которая выйдет замуж за Овербека, умна и наблюдательна. Об игре Ницше на рояле она замечает: Он не обладал виртуозностью, играл жестковато и угловато, подыскивая звуки в памяти и лишь затем на клавишах. А когда они всей компанией гуляют по лесу, Ида видит Ницше крепким и бодрым и тем не менее как бы нащупывающим дорогу, что придавало его походке некоторую неуклюжесть и скованность.
В день начала франко-прусской войны, 19 июля 1870 года, Ницше в Мадеранской долине, устроился в отеле "Альпийский клуб", на высоте 1300 метров. И в то время как над Европой прокатывались громы сражения при Верте, он, поглядывая на романтически дикий пейзаж и слыша шум водопадов, обдумывает одну "идею", размышляет над дионисическим мировоззрением - вскоре оно приведет к "Рождению трагедии из духа музыки".
Еще в феврале он написал Роде, что сомневается в возможности стать когда-нибудь хорошим филологом и что Вагнеру его жизненное предназначение тоже видится в иной области. Наука, искусство и философия столь тесно переплелись во мне, что в любом случае придется однажды породить кентавров.
Брутальные, сладострастные существа, полулюди-полукони, любят вторгаться в изысканное общество. И вот Ницше сидит в альпийском отеле и, обдумывая "Рождение трагедии...", грубо и с наслаждением ополчается на дух Сократа. Древнегреческий просветитель, рационалист словом убил музыку как миф. На демона, который отнимает у тайн их очарование, должно идти войной и победить его.