Говард Филипп Лавкрафт
Cущий во тьме
Осторожные исследователи вряд ли осмелятся бросить вызов укоренившемуся мнению, что Роберт Блейк был убит молнией или, возможно, скончался от нервного шока, вызванного сильнейшим электрическим разрядом. Окно, в которое он смотрел, как известно, осталось целым, но мало ли, на какие причуды способна природа. Выражение лица, безотносительно к увиденному, могло быть следствием какого-то непонятного сокращения мышц, а вот записи в дневнике неоспоримо свидетельствуют о воображении, взбудораженном местными суевериями и кое-какими историческими фактами, раскопанными автором. Аномалии же в заброшенной церкви на Федерал-хилл трезвый аналитик не замедлит приписать сознательному или бессознательному шарлатанству, не без тайного, хотя бы и не очень значительного, участия Блейка.
И это понятно: ведь погибший, писатель и художник, был поглощен мифами, снами, ужасами и суевериями и жадно разыскивал все фантастическое и необычное. Его прошлый визит в город к странному, как и он сам, старику, всецело преданному оккультным и запретным наукам, закончился среди пламени и смерти, и, должно быть, следуя какому-то болезненному влечению, Блейк оставил свой дом в Милуоки и вернулся сюда. Несмотря на заверения в дневнике, он мог знать давние местные слухи, и его гибель могла бы в корне пресечь чудовищные мистификации, которым суждено было получить литературное выражение.
Однако среди тех, кто исследовал и проверял все имеющиеся свидетельства, нашлись и склонные к менее рациональным объяснениям, существенно отличавшимся от общепринятых. Предпочитая доверять дневнику Блейка, они многозначительно указывали на некие факты: например, на несомненную подлинность старых церковных записей, на подтвержденное существование до 1877 года вызывавшей всеобщую неприязнь неортодоксальной секты «Звездная мудрость», на зафиксированное исчезновение в 1893 году занявшегося расследованием репортера по имени Эдвин М. Лиллибридж и, кроме того, на искаженное в момент смерти жутким, нездешним страхом лицо молодого писателя. Один из этих людей, движимый фанатичным порывом, выбросил в залив причудливо украшенную металлическую шкатулку со странным косоугольным камнем внутри, найденную под шпилем старой церкви, — именно под шпилем, в темном помещении без единого окна, а не в башне, где, согласно дневнику Блейка, она первоначально находилась.
Несмотря на всеобщее осуждение, как официальное, так и неофициальное, этот человек — известный врач, увлекающийся фольклором, — всюду доказывал, что тем самым избавил землю от страшной опасности.
Однако пусть читатель сам рассудит, какое из двух объяснений ближе к истине. Газеты скептически рассмотрели лишь неоспоримые факты, предоставив другим попытаться взглянуть на события глазами Блейка, если вообще допустить, что он видел или воображал, что видел какие-то события. Тщательно и беспристрастно изучая на досуге дневник, попробуем восстановить цепь мрачных происшествий, как они представлялись главному действующему лицу.
Возвратившись в Провиденс зимой 1934/35 года, молодой Блейк обосновался на верхнем этаже респектабельного старинного дома, расположенного на лужайке неподалеку от Колледж-стрит — на гребне восточного склона высокого холма, поднимающегося за мраморной библиотекой Джона Хея, рядом с кампусом университета Брауна. Там действительно уютное, очаровательное местечко: утопающий в зелени оазис старинного провинциального городка, где на удобных навесах садовых построек наслаждаются жизнью солидные дружелюбные коты. Квадратный дом в стиле Георга Четвертого отличался крышей со световым фонарем, классическим дверным проемом с выведенным в виде веера резным сводом, витражными окнами и всеми прочими архитектурными особенностями начала XIX века. Внутри — красивые деревянные двери, пол из широких досок, хитро изогнутая колониальная лестница, белые допотопные каминные полки и, тремя ступенями ниже основного уровня, подсобные помещения.
Окна кабинета Блейка — просторной юго-западной комнаты — выходили в сад перед входом, у одного из западных окон стоял его стол, откуда за гребнем холма открывался великолепный вид на множество крыш нижних кварталов города и головокружительные, мистические закаты за ними. У горизонта, за далекими лугами и проселочными дорогами, проступали пурпурные склоны. Ближе, примерно в двух милях, высился призрачный Федерал-хилл, в нагромождении крыш ощетинившийся шпилями; их контуры, когда наплывали облака городских дымов, колыхались и принимали поистине фантастические формы. У Блейка часто возникало странное ощущение, что он смотрит на неизвестный эфирный мир, который, возможно, рассеется как сон, попытайся он только разыскать дорогу и отправиться туда.
1
«Я видел зияющую бездну темных вселенных, где бесцельно вращались черные планеты. Они кружились в своем изначальном ужасе. Незримые. Неведомые. Без блеска. Без имени». Немезида.