Раз восстанавливается индивидуальная собственность — значит, восстанавливается и индивидуальная личность… На самом же деле переход от классового общества к коллективизму и от раннего коллективизма (социализма) к полному коллективизму (коммунизму) как раз и состоит в вытеснении всех остатков индивидуальной (и неразрывно связанной с нею авторитарной) собственности коллективной собственностью, а индивидуальной личности — коллективной личностью.
(21) Когда известный реакционер Александр Зиновьев пишет:
«…в любом большом скоплении людей, образующем целое, с необходимостью происходит образование иерархии групп и должностных лиц, что заранее превращает в идеологические фикции всякие надежды на социальное равенство» [211, с. 16], —
а один из классиков итальянского фашизма Юлиус Эвола заявляет практически то же самое, только другими словами:
«На самом деле говорить о самоуправлении масс и о предоставлении им прав выбора и санкции можно было бы лишь в том случае, если бы народ можно было рассматривать как единую интеллигенцию, как отдельное огромное существо, живущее особой, единой, сознательной и разумной жизнью. Но это — лишь оптимистический миф, который не подтверждается ни одним социальным или историческим фактом» [745, с. 56], —
то они совершенно правы… для тех уровней развития производительных сил, на которых еще не появились компьютеры и компьютерные системы. Как мы уже говорили в первой главе, с их появлением возникают технические предпосылки «смазывания» иерархии и превращения человечества в один коллектив, в то самое единое сознательное существо, которое Зиновьев считает невозможным никогда и нигде, а Эвола обозвал мифом.
(22) Вот тогда-то и сбудутся самые смелые пророчества Суламифь Файерстоун, о которых мы говорили в первой главе…
(23) О том, что сегодня люди все еще относятся друг к другу не по-человечески, убедительно свидетельствуют истории современных российских и украинских маугли. Сюжеты о детях, воспитанных домашними животными в селах и маленьких городках современных России и Украины, в течение последних нескольких лет время от времени появляются по телевидению.
Это дети, на которых их родители-алкоголики обращали внимание только для того, чтобы в очередной раз избить (соседи, разумеется, не вмешивались… Таковы уж семейные отношения в классовом обществе, при которых дети поделены между взрослыми, и каждый ребенок находится в монопольном владении — а следовательно, под почти абсолютной властью — небольшого количества взрослых; как они будут обращаться с ребенком — зависит почти исключительно от их произвола), и которые погибли бы от голода совсем маленькими, если бы их не выкормили и не выходили кошки и собаки. Дети отождествляли себя с теми, кто им помогал, дружил с ними и воспитывал их — и вот мы видим мальчика-кота и девочку-собаку, которые, будучи все же немного способными (все-таки общались с детства с людьми, хотя это общение было очень ограниченным) говорить и мыслить (хотя и заметно хуже, чем их сверстники. Быть более или менее дебилами — это трагическая неизбежность даже для тех маугли, чьи гены не повреждены алкоголизмом и наркоманией их родителей: даже если у тебя живой взгляд, быстрая реакция и превосходная координация движений, но в первые годы жизни тебя воспитывали не столько люди, сколько животные, тебе уже никогда не догнать большинство людей в развитии разума), не просто чувствуют, но осознают себя котом и собакой. Девочка-подросток из украинского села (уже научившаяся немного читать, но так и не переставшая бегать на четвереньках и лаять на людей) так и сказала о себе: я тварина. Животное. Это хорошо. — Еще бы не хорошо: животное отнеслось к ней человечнее, чем люди. «Люди»-родители загнали ее в собачью конуру, «люди»-соседи много лет не мешали родителям «воспитывать» свою дочь, как собаку, — а собака накормила, согрела и ласково облизала отвергнутого человечьего детеныша…
После таких вот историй из современной жизни становишься особенно склонным к тому, чтобы считать цивилизованных людей во многих отношениях менее людьми, чем первобытные люди. Последние хоть и ели иноплеменников, но никогда не поступили бы с ребенком из своего племени так, как поступают люди классового общества с ребенком из их города или села. Все взрослые соплеменники равно участвовали в воспитании каждого ребенка племени, он равно принадлежал всем взрослым соплеменникам — и потому произвол отдельных взрослых по отношению к тому или иному ребенку был исключен. Если первобытный ребенок оставался среди своих соплеменников, то его никак не могла ожидать судьба Маугли — не то, что цивилизованных детей, совершенно не застрахованных от такой судьбы окружающим их цивилизованным обществом…
(24) Согласно шестому тезису Маркса о Фейербахе, «…сущность человека… есть совокупность всех общественных отношений» [393, с. 3]. Если система общественных отношений неподконтрольна членам общества и законы ее развития противостоят им как внешняя, чуждая им, господствующая над ними сила (а именно так неизбежно обстоит дело в любой форме такого общества, члены которого борются друг с другом за власть и богатство, и одни из них эксплуатируют и угнетают других); если, таким образом, именно та сфера жизни людей, в которой кроется их сущность, развивается стихийно, по-животному, почти так же бессознательно, как жизнь стаи волков или колонии микроорганизмов, — значит, члены такого общества действительно не вполне люди, а их сообщество еще не есть вполне общество. Для того, чтобы человек был человеком, недостаточно, чтобы каждый отдельный член общества был разумным существом: только тогда человек и общество становятся вполне самими собой, когда человечество становится единым разумным существом, единым субъектом, владеющим средствами производства. — Именно такой логический вывод с неизбежностью следует из марксового определения сущности человека. Исходя из этого вывода, нетрудно понять, почему мы, организованные в классовое общество недочеловеки, так охотно предаемся иллюзиям о том, что у каждого из нас якобы есть какая-то бессмертная душа: только убедив себя в том, что сущность человека есть «абстракт, присущий отдельному индивиду» (см. тот же марксов тезис), член классового общества может уверить себя в том, что он — несмотря на нечеловеческие общественные отношения, в которых он живет — все-таки является человеком. Уверив себя в этом, он может успокоиться — и отказаться от попыток изменить общественные отношения, сделать их действительно человеческими: вот почему так полезна эксплуататорским классам вера в «бессмертную душу», «самоценную индивидуальную личность», в возможность «индивидуального нравственного самосовершенствования» и в его спасительность для людей — и в прочие мифы того же рода, согласно которым отдельный индивид может быть человеком сам по себе, вне общественной связи с другими людьми. Согласно же логике исторического материализма, люди могут стать людьми лишь «за компанию», совместно — и притом не иначе, как изменив систему общественных отношений, ликвидировав деление общества на классы; при этом, как известно, настоящие исторические материалисты хорошо понимают, что далеко не все члены классового общества заинтересованы в таких изменениях и что осуществить последние возможно не иначе, как только силой сломив сопротивление немалой части этого общества.
(25) Учитывая все то, что мы говорили выше об индивидуальной личности, можно сделать вывод, что индивидуальная личность по сути своей не есть вполне личность и не есть вполне человек: вполне человеком явится лишь грядущий Всечеловеческий Человек, в которого превратится человечество, когда станет единым разумным существом, единой коллективной личностью. (Отсюда, в свою очередь, следует, что наиболее достойный человека, наиболее человечный смысл жизни, который только и может найти для себя индивидуальная личность в наши дни, — это изо всех сил способствовать возникновению Всечеловеческого Человека, а значит, превращению человечества в единую коллективную личность, а значит, исчезновению индивидуальных личностей. Иными словами, самое достойное дело для индивидуальных личностей сегодня — это борьба за то, чтобы индивидуальных личностей как можно скорее не стало и больше никогда не было, и поиск подобных себе товарищей для совместного ведения такой борьбы. Наиболее полно и ярко раскрыть свои творческие задатки и способности индивидуальная личность сегодня может, именно занимаясь таким вот тотальным самоотрицанием — куда как более тотальным, чем, скажем, слепое подчинение какому-то богу, вождю или еще какому-нибудь хозяину, не только утверждающее индивидуальную личность этого самого хозяина, но и парадоксальным образом утверждающее индивидуальную личность подчиняющегося как убогую, неполную, приниженную и подавленную, но все же именно личность и именно индивидуальную. То, что подавление индивидуальной личности утверждает ее, не должно нас удивлять, если мы вспомним, что индивидуальная личность по самой сути своей есть личность неполная, принижаемая, подавляемая и страдающая.) Маркс и Энгельс, разумеется, именно такого вывода не делали — однако это не должно мешать нам сделать его.