Свой подробный обзор того, как в послесталинский период биологизаторская гниль постепенно затапливала мозги интеллигенции (а через нее — и всего общества) в СССР, Л. Р. Грэхэм завершает совершенно верным резюме:
«…взгляды сторонников концепций генетического детерминизма, которые начали распространяться в Советском Союзе в послесталинский период, содержали в себе антидемократические элементы и ценности — элементы расизма, шовинизма и неистового национализма» [155, с. 265].
Сегодня мы видим, что эти элементы превратились в систему, вот уже пятнадцать лет подряд доминирующую в массовом сознании населения бывшего СССР.
(36) То есть биологическая предрасположенность, которую предполагает Юнг, заключается исключительно в большей, чем у других людей, эмоциональной чувствительности, «ранимости». Сам же характер шизофренического процесса, а также его направленность вовсе не запрограммированы в генах тех или иных людей.
Из сказанного Юнгом на самом деле следует — хотя он сам вряд ли осознавал это, — что если общество не будет постоянно создавать условия для «психологических конфликтов» (так, как это всюду и всегда делает классовое общество), то «врожденная предрасположенность» к последним не будет реализовываться, чрезмерная чувствительность не будет приводить к шизофрении, и мы получим общество совсем или почти без шизофреников (таким, собственно говоря, и было первобытное общество). — В. Б.
(37) То есть шизофрению, так же как и рак, нужно начинать лечить как можно раньше. Но попробуй, обнаружь ее начальные стадии у членов классового общества, скрывающих свои комплексы даже от самих себя… Лучшее лечение шизофрении — это ее профилактика, а лучшая профилактика шизофрении — это переход от классового общества к бесклассовому, коллективистскому. — В. Б.
(38) Снижение (франц.). В данном случае Юнг имеет в виду термин, введенный французским психиатром Пьером Жане — abaissement du niveau mental (снижение уровня сознания). — В. Б.
(39) Как это осознавали, например, Август Стриндберг [772, с. 25–27, 31, 59, 98–99, 113, 117, 119 и др.] и, похоже, Джонатан Свифт [см. 367, с. 67]. Стриндберг, между прочим, очень хорошо описывает ту «ячейку общества», в которой с ранних лет куется большинство невротиков, психопатов, истериков и шизофреников — семью классового общества. Делает он это в своей автобиографии, начиная с описания своей собственной — очевидно шизогенной — семьи, а затем поднимаясь до замечательно содержательных, глубоко истинных обобщений. Приведем краткую рецензию на опубликованный в немецком еженедельнике Neue Revue отрывок из автобиографии Стриндберга, данную Троцким — не только одним из лучших политиков, но и одним из лучших психологов среди марксистов (между прочим, Троцкий отличался тем, что прекрасно понимал всю важность психоаналитического метода исследования и терапии — и полнейшую совместимость этого метода с историческим материализмом):
«Страдания маленькой впечатлительной детской души в родной семье. Автобиография ведется в третьем лице, с поразительной простотой. Все самое обыкновенное: атмосфера деловитой сухости в семье, маленькие несправедливости, тупой педантизм взрослых, немотивированные похвалы, произвольные наказания, все самое обыкновенное — и в то же время какая жестокая драма семьи! „На воспитание не хватало времени. Это падало на школу — после прислуг. Семья была, собственно, кухмистерской, прачечной, да и то нецелесообразной. Варили, закупали, гладили, чистили — ничего больше. Столько сил в движении — ради нескольких лиц. Трактирщик, который кормит сотни душ, вряд ли затрачивает больше сил“. Изредка Стриндберг прерывает свой эпический рассказ; он сжимает кулаки и проклинает: „О святая семья, неприкосновенное, божественное учреждение… Ты, мнимый приют добродетелей, где невинные дети вынуждаются к своей первой лжи, где воля сгибается произволом, где чувство личности убивается стянутыми в кучу эгоизмами. Семья, ты — очаг всех социальных пороков, обеспечение всех падких на комфорт женщин, кузница, где куют цепи на отца семьи (хорошо подмечено, что порабощение мужчинами женщин ведет к порабощению — в очень многих отношениях — и самих мужчин. — В. Б.), ад для детей…“ Напечатанный отрывок позволяет думать, что стриндберговская „История одной души“, помимо ее автобиографического значения, будет иметь ценность убийственного обвинительного акта против той невежественной и недобросовестной дрессировки, которая называется воспитанием детей. Книгу следовало бы рекомендовать родителям и профессиональным педагогам, если б только можно было рассчитывать, что тупая раса родителей и педагогов способна чему-либо научиться» [650, с. 360–361].
Как отмечал Карл Ясперс, Стриндберга с молодых лет и на протяжении всей дальнейшей жизни занимали «проблемы власти, гнета, господства, взаимного мучительства и достижения согласия» [772, с. 32]. Иными словами, в центр его внимания попали отношения управления и вопрос о власти (так же, как это произошло с Ницше, Лениным, Богдановым и Фуко). Именно поэтому Стриндберг — так же, как и первые трое из вышеперечисленных мыслителей и деятелей — глубоко понял многое о человеческом существовании. Он даже довольно неплохо осознавал свою болезнь — так же, как и Свифт (еще один великий писатель — на сей раз сатирик, — в центре внимания которого тоже оказались отношения собственности и управления в классовом обществе). — В. Б.
(40) Точнее, социогенный — как это видно, в частности, из приводимого ниже Юнгом примера, в котором пациентка ненадолго захворала шизофренией из-за проблем, «характерных для невротиков» (говоря словами самого же Юнга). Однако, как мы уже отмечали выше, проблемы невротиков порождаются классовым обществом. — В. Б.
(41) Вот замечательное свидетельство того, что ставить диагноз только по совокупности симптомов в данный момент, не учитывая всего предыдущего хода патологического процесса, — пустое занятие. Не только вылечить, но даже понять болезнь невозможно, если не знаешь ее историю. Реальность психической жизни людей, так же как и реальность их экономической и политической жизни, опровергает жалкие аргументы Карла Поппера против «историцизма» [см., напр., 533]: только будучи «историцистом», можно понять и то, почему мировая экономика сегодня находится в застое, и то, почему развалился СССР, и то, почему бывшая кататоничка вдруг впала не в новый приступ кататонии, а в «атипичное эпилептоидное сумеречное состояние». — В. Б.
(42) Иными словами, при лечении шизофрении нельзя относиться к пациенту как к вещи, которую можно обработать тем или иным «методом» (одним и тем же, при одинаковом диагнозе, для всех «болванок»-пациентов) — надо с каждым из пациентов устанавливать коллективные отношения, отношения дружбы и равноправного сотрудничества (которые и будут действительным лекарством), так, как это получается в каждой отдельной ситуации — то есть по-разному. Те люди, которым удастся по-настоящему подружиться с шизофреником, и вылечат его — независимо от того, обдумали ли они заранее стратегию своего поведения как некий «метод» или же просто отнесшиеся к больному по-человечески без всякого обдумывания «методов», спонтанно. Но черт возьми, как же трудно найти в классовом обществе таких людей, которые хотели бы, а главное — могли бы отнестись к шизофренику вполне по-человечески… В следующем предложении Юнг совершенно правильно констатирует это печальное положение дел. — В. Б.