- Людьми постоянно движут одни и те же пороки, - говорю спокойно. – Трусость, алчность, похоть, жажда славы, жажда власти, - я загибаю пальцы, перечисляя. – И самое опасное – жажда еще большей власти.
Хальданар уткнул локоть в колено, а лоб – в ладонь. Он сидит с мученическим видом, и похож на человека с сильным похмельем. Его губы искривлены и сжаты, словно во рту гадостно-кисло.
- Плард желает объединить Предгорье и горы под своими знаменами, вобрать в себя деревни долины, Зодвинг, и мелкие городки. Владыке гильдии пообещали чин Верховного жреца объединенных земель.
Я чувствую, как отрываюсь задом от кровати, и ногами - от пола. Это Хальданар высится надо мной, и мощной рукой поднимает меня за шиворот, как кошку за шкирку. Чувствую, как меня волокут к проему, и в прямом смысле вышвыривают в коридор. Я влетаю в шершавую стену, клюю ее носом. Я успела выставить вперед ладони, но бросок был так силен, а моя скорость так велика, что голова не смогла затормозить вовремя, и клюнула стену.
Надо же. Даже имея доступ к разуму людей, я все равно сталкиваюсь с неожиданностями. Хальданар не думал о том, чтобы поступить со мной грубо, он просто поступил. Я настолько удивилась и растерялась, что не сообразила перекинуться в того, кого нельзя вот так вышвырнуть. Раньше он мог внезапно сказать что-то хамское – настроение у него меняется быстро, поведение подвластно импульсам. А теперь вон оно как. Ожесточился мой милый – и сам по себе, и по отношению ко мне. А самое главное – он сейчас совсем не жалеет о своем поступке. У меня льет кровь из разбитого носа, и это его устраивает. Ну, что ж, хорошо. За неуважительное рукоприкладство я его накажу. Не откладывая, сегодняшней же ночью. И за то, что мне теперь тунику от крови отстирывать, он отдельно ответит.
========== 10. ==========
Спальня слуг напоминает мне портовую ночлежку, но несильно. Здесь те же два ряда узких кроватей с тонкими печальными матрасами, но нет духа перегара и нестиранных портянок. Здешние ложа заняты чистоплотными и добропорядочными юнцами вроде меня, только настоящими. Прислуга в гильдии – это отпрыски богатых и почитаемых семейств Зодвинга, которых жестоко отправляют сюда в тринадцать лет, и великодушно возвращают домой в шестнадцать. Считается, что три года грязной изнурительной работы на благо духовенства (а значит и богов) обеспечит им нравственное право на ту красивую жизнь, которую ведут их богатые и почитаемые семейства. Дома тех, с кем я делю спальню, сейчас разбиты и сметены, так что, вполне вероятно, обслуживанием жрецов они зарабатывают право на нищету и бродяжничество.
Я сую руку под кровать, где на специальной полке ночует моя туника, и в темноте облачаюсь. Тихонько выбираюсь из спальни на ощупь, и притормаживаю у проема, чтобы убедиться, что все спят, и никому не приспичит отследить мой путь. Сразу за проемом начинается лестница с крутыми острыми ступенями, ведущая на подсобный этаж. Я беру свечу из ниши, и медленно взбираюсь в круге света. Следую по широкому коридору к другой лестнице, и взбираюсь на общий этаж. Все помещения обители очень похожи – голый серый камень с вкраплениями самых необходимых предметов мебели и обихода. Исключения – храмовый зал, где проводят ритуалы и встречают высочайших гостей, и покои Владыки. В зале - позолота, драгоценные мозаики, мраморные статуи и ванильные свечи, а в покоях – ковры, картины, звериные чучела и расшитые портьеры. Преодолев третью лестницу, я попадаю на жилой этаж жрецов, и с этого момента перемещаюсь особенно тихо и бдительно. В глубоком кармане моего балахона таятся два куска отличной веревки, и пустить их в дело будет удобнее, если застать жертву врасплох. На обоих кусках сформированы петли, которые потребуется быстро накинуть и затянуть. Я подготовилась, насколько возможно.
Не дыша, отодвигаю шторку и проникаю в келью. Не дыша, ставлю свечу на стол. Хальданар спит под шерстяным одеялом, скрючившись на боку и уткнувшись лбом в холодную стену. Аккуратно подцепляю пальцами край одеяла, и медленно, с самой чрезвычайной осторожностью стаскиваю его. Днем мы все ходим в балахонах без белья, а ночью спим без балахонов. Вид нагого тела, скрючившегося на боку, заставляет меня забыть о цели визита, но я быстро собираюсь. Я явилась для мести. Нет, неверно – для наказания.
Я извлекаю из кармана свои роскошные шнуры, и перекидываюсь в громаду-грузчика. Далее – самый ответственный момент. Поимка должна удаться с первого раза. Я берусь за покоящуюся на простыне руку, заламываю ее за спину, рывком кладу тело на живот. Бесцеремонно разбуженный Хальданар делает безуспешную попытку подняться, а я заламываю вторую руку, набрасываю петлю на обе, и крепко затягиваю. Могучей ладонью зажимаю ему рот, хотя он и без того молчит, лишь трепыхается под моей массой и дергает ногами. Первая мысль, хлестнувшая его при пробуждении – Владыке известно, что он кое-что прознал. При пробуждении он приготовился если не к сиюминутной смерти, то к смерти в скором времени. Его горло пережато страхом, и потому он не издает звуков, и даже сопротивляется вполсилы, будто сопротивление все равно обречено на провал. Пока способность воспринимать реальность не вернулась к нему, я быстро набрасываю петлю на ноги, затягиваю, и блаженно выдыхаю. Самые ответственные моменты позади. Теперь можно соорудить более надежные и эстетичные узлы, поставить шкаф к проему, и принять белокурый женский облик из его фантазий последних двух лет.
- Латаль, ты обезумела? – вопрошает он страшным шепотом, повернув на меня лицо.
Он лежит спутанный на животе, щекой вминается в подушку. Сердце его скачет, взор бешеный. Он уже понял, что смертельной опасности нет, а организм еще не понял, не отошел. Я сажусь на край кровати, бережно глажу его по мягким волосам, по бугристым плечам, напоминающим холмы. Он дергает руками, толстый шнур врезается в кожу.
- Латаль, ты обезумела, - бормочет он без вопроса.
Я не отзываюсь, решив не разговаривать с ним. Мне показалось, что молчаливое наказание должно впечатлять сильнее, нежели болтливое. Я ласково веду ладонью по спине – по трогательному ряду позвонков и мужественному рельефу мышц, спускаюсь к твердой пояснице. Восхожу на ягодицы, нисхожу к бедрам, протискиваю ладонь меж ними, и сразу вынимаю. Паника проникает в Хальданара, будто она перемешана с воздухом кельи, и он, вместе с воздухом, вдыхает ее. Места моих прикосновений вздрагивают и напрягаются, руки бессмысленно дергаются в тугих путах.
Я переворачиваю поверженное тело на спину, и некоторое время просто любуюсь им, не касаясь. Хальданар догадался, на что я обиделась, и, наконец, начинает раскаиваться. Ему кажется, что я намерена свершить над ним некое бесчеловечное злодейство, учинить зверскую расправу, и, должна признать, я снова обижена. За кого же он меня принимает? Я не средоточие добродетели, но и не злодейка вовсе. Я всего лишь хочу напомнить человеку, что духов, даже изгнанных, следует уважать, вот и все. Ах, нет… Конечно, не все. Я хочу, чтобы этот не в меру принципиальный чудак, наконец, лишился невинности. Чтобы попробовал что-то кроме своей натруженной руки.
В паху у него мягко, сморщено и невыразительно. Я берусь за перепуганную плоть, сжимаю в кулаке. Не слишком сильно, но и не ласково. Хальданар подскакивает тазом, потом торсом, потом ногами, и, наконец, головой. В голове у него – лишь наихудшие предположения. В моих действиях он не усматривает ничего эротичного, и мечется в невнятных мыслях относительно моих намерений. Я скидываю свою тунику, но и тогда у него не возникает вразумительной догадки. Освободив плоть из зажима, я касаюсь ее края поцелуем, и быстро перемещаюсь к лицу. Лицо напряжено чуть не до судороги, во взоре – безысходность. Я касаюсь поцелуем одного распахнутого глаза, затем второго. Оба они крепко жмурятся за полмига до. Кончиком языка проскальзываю по стиснутым губам, под которыми – стиснутые зубы. У Хальданара красивый крепкий подбородок, и я мельком радуюсь, что здесь заведено бритье. Над верхней губой у него короткий шрам, которого не было раньше. Это от столкновения лица с табуретом в кабаке.
Он хочет спросить о моих планах, но мешает самолюбие. Извиниться ему тоже что-то мешает. Мне, впрочем, не нужны извинения, я не за ними пришла. Я пришла попробовать, наконец, своего любимого мужчину на вкус.