В апартаментах Владыки есть дверь. Настоящая дверь из досок и шкур, и – о, чудо! – с настоящей железной задвижкой. В этой большой комнате с излишком мебели, ковров и звериных чучел уединенно, как на плоту среди моря. Потрясающее забытое ощущение! Звуки не попадают сюда извне, и не выпадают отсюда наружу. Больше никакого постороннего храпа, чужих шагов и совокуплений; и никакого шепота, сдерживаний и кляпов. Хальданар ритмично движется во мне, долбя дорогу к самым недрам, а я прогибаю спину, опираясь на локти, и выкрикиваю пошлости в поверхность подушки. Обжигающе сочные шлепки окрашивают в розовый мой белый зад, и я истекаю восторгом от того, как быстро невинный жрец освоился в телесных выражениях чувств. Еще недавно он боялся дотронуться взором до моих сокровенных мест, теперь сокровенных мест не осталось и для настоящих, тактильных касаний. Теперь он обожает играть языком у меня между ног, и наблюдать, как выступает блестящая зовущая влага. Обожает прикусывать все, что доступно прикусыванию, и посасывать все, что доступно посасыванию. Его активный рот стремительно становится моим героем.
Пока Хальданар буйствует во мне, я отсутствую в его голове, но при расцеплении наших тел вновь происходит сцепление разумов. Я лежу на чистых простынях, пахнущих солнцем, и слушаю его мысли. Он думает о том, что ему, как и заместителю, позарез нужен личный паж. Я смеюсь над его идеей, и всецело одобряю ее. Я готова переселиться из комнаты слуг в эти покои уже вчера.
- Что он собирается делать? – спрашивает Хальданар негромко, мягко привлекая меня к себе.
- Пока ничего, - так же негромко отвечаю я, мягко привлекаясь. – Он слишком зол, чтобы размышлять.
Заместитель будет точить свои ножи, а я буду за ним наблюдать. А новому Владыке следует назначить нового заместителя.
- Подумай, кого возьмешь в помощники, – предлагаю я.
Он лениво бормочет:
- Мне все равно. Я хочу спать, Латаль.
Я тянусь губами к его губам, проскальзываю по ним теплой дымкой.
- Спи, любимый, - шепчу с лаской, укладываясь удобнее. – Остальное будет завтра.
Утром в хозяйственной не досчитались слуг. Тэсса не пришла за умывальной водой для господина, не пришла на завтрак и на уборку кухни. Ночью заместитель избил ее до полусмерти, вымещая гнев, потому она и не пришла. Теперь слуги ходят понурые и злые – все догадываются, в чем беда. Вчера старик Миродар попытался смазать маслом свое решение словами о развитии и кумирах, но его все равно не поняли. Воля Владыки не подлежит осуждению, и никто не протестует даже в мыслях, но все озабочены, и слугам жалко попавшего под раздачу Тэса. Жрецы перешептываются в глухих закутках, ученики перешептываются в закутках по соседству. Я выгребаю золу из печи, чищу рыбу, ублажаю целебным отваром обугленные руки Одеоса. Наш новый Владыка пока уединяется в своих покоях – не делает заявлений, не дает приказаний, никого не принимает. Старик с утра умиротворен и весел. Груз вины мучил его, страх разоблачения мучил его, нежелание расставаться с привычным постом мучило его, а теперь ему полегчало. На трапезу он явился будто бы даже помолодевшим. Кругленький заместитель буравил его ненавистью за столом, но это не нарушало его бодрость и аппетит.
В полуденный час всем велено собраться в переднем зале, и мы собираемся. Распорядитель, разнесший повеление, стоит со своим сучковатым посохом недалеко от висячих клеток, и следит, чтобы никто не занимал место в центре. Хальданар без церемониального облачения выглядит обычным Хальданаром.
- Сыны мои, - говорит он с незанятого места в центре. – И сыны богатеев Зодвинга, которые нам здесь прислуживают. – Его голос еще долго будет способен волновать воду в кувшинах. – У всех вас полно дел, поэтому я быстро. Назначаю почтенного Миродара своим заместителем, а юного Тэса – своим личным пажом. И объявляю о помиловании одного каторжника в семь лун, начиная с сего дня. И если вы считаете меня наглым деревенским выскочкой, то я с вами согласен. Всем добра.
Продекламировав сие лаконичное обращение со всей подобающей внушительностью, он важно покидает зал, испепеляемый моим озверелым взором. Тэса в пажи, значит? Мало тебе поросенка во врагах, меня злить удумал? Ой, напрасно.
Кухня, как всегда, полна грязных горшков и нечищеных овощей, а купальные кадки жрецов, как всегда, требуют горячей воды, но мне это теперь безразлично, и неприметным жучком я ползу в щель под дверью, обитой изнутри воловьей шкурой. Хальданар сидит за столом, и покрывает пергамент однотипными каракулями – тренируется ставить свою владыческую подпись. Я перекидываюсь за его спиной, чтобы было внезапно, и возмущенно вскрикиваю:
- Какая мерзость!
Он дергается от неожиданности, роняет чернильную каплю на письмена, и откладывает перо.
- Латаль, - говорит он, потирая лоб таким жестом, будто бы уже наслушался утомляющих гадостей, хотя еще не слышал ничего. – Не злись. Когда ты злишься, ты не замечаешь мой разум, а замечаешь только свой.
Я бы с удовольствием вылила чернила ему на голову, но тогда мне пришлось бы потом лицезреть его с некрасивыми двухцветными волосами.
Он поворачивается на табурете, и поднимает на меня очень спокойное лицо. В его мыслях грустно, но тихо. Он все решил утром, отсиживаясь в этих замечательно уединенных апартаментах, которые не назовешь кельей, хотя по правилам они именно кельей называются.
- Я так не смогу, Латаль, - говорит он с тоской, похожей на смерзшуюся землю под снегом северных краев. – Будет беда, пойми.
Я уже кое-что поняла. Тэсса не нужна ему, он просто берет ее под защиту. Со временем, оклемавшись, она покинет обитель, потому что женщинам здесь не место. И я тоже должна покинуть обитель, мне здесь тоже не место. Хальданар трет чернильные пятна на своих пальцах, и глядит на меня с болезненной любовью.
- Если бы ты выбрала меня, я был бы твоим, - говорит он через силу, словно тащит груженую телегу. – Но ты не выбираешь. Я мысли слышать не умею, но твои слышу. Ты о Перьеносце тревожишься, и на своем ложе его представляешь. На моем ложе – вот на этом. – Он машет в сторону восхитительной кровати, на которой прошла наша ночь. – Я к такому не готов. Я могу только убить его, чтобы ты меня ненавидела, и могу отпустить, чтобы ты с ним ушла. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела, поэтому уходи.
Девицы умеют плакать, и я оборачиваюсь божьей коровкой, которые не умеют. Сущностям не пристало плакать перед людьми – даже перед любимыми. Слишком уж много чести. Я расправляю крылышки и улетаю, просачиваюсь в щель под дверью, мчу по коридорам, лестницам, залам. Мчу через вестибюль, где новый Владыка совсем недавно произнес свою первую речь, и врываюсь в пронизывающий яркий день. Пыльная травинка подставляет мне себя для опоры, и я отдыхаю. Кучерявые облака висят в сочном небе, а море трется о песок и пенится, плетя колтуны из обрывков водорослей. Мне так горько, что я бы уничтожила все эти бестолковые красоты одним махом, если бы могла. Если бы я была всесильным верховным божеством, которого не существует.
Минэль!..
Она сидит на песке молодой черноволосой женщиной, и сонно поглаживает подол шелкового платья цвета серебра. Капли хрусталя в серебряной оправе сбрызгивают свежестью тонкие запястья и длинные пальцы. Гладкая кожа лоснится от знойного полуденного пота. Дорогая подруга, как же я соскучилась по тебе!
- Здравствуй, - приветствует она, не разжимая губ и не поворачивая головы.
- Вам нельзя со мной говорить, - торопливо пугаюсь я.
Неужели ее тоже изгнали?
- Это решают боги, - ее голос звучит во мне надменно и почти пренебрежительно. – Мой господин прислал меня сюда, потому что здесь происходит нечто важное.
Разумеется, бог власти сейчас пристально наблюдает за Хальданаром через свою подданную.
- Он объединит под собой города и деревни, равнины и горы – твой лесной жрец, - продолжает Минэль, скользя пальцами по шелку, а взглядом – по волнам. – Вернет покой, который скоро совсем рухнет. Он станет великим человеком – больше, чем человеком. В грядущих веках его имя будет звучать над землями по эту сторону моря, удерживая в них силу единства. Все потому, что ты однажды вмешалась в его дела вопреки запрету. Боги единогласно осудили тебя, но мой господин благосклонен к тем, в ком есть задатки вершителей. Он прощает тебя, и разрешает своим подданным контакты с тобой. Ты больше не одинока в Мире. Но ты не должна покидать своего жреца, забудь об этом. Вы с ним, как лодка и весло – неполноценны друг без друга.