– Меркурий сейчас на спаде, – напомнила себе Эшлин. И с неохотой признала: – Или мой парень просто меня бросил.
Сначала Маркус обиделся на нее за то, что поехала к родителям, но вот насколько сильно обиделся? Мелькнула жуткая мысль, что все это уже непоправимо, и Эшлин стало по-настоящему страшно. Ведь Маркус ей нравится – очень, очень нравится. В кои-то веки нашелся человек, столь близкий к ее идеалу мужчины. Скорее бы воскресный вечер, тогда можно будет позвонить ему, потому что он сам просил… А что, как он опять не возьмет трубку?
– По субботам мы обычно смотрим видео, – сообщила с гордостью мама.
Вечер тянулся бесконечно, как жвачка. А Эшлин, холодея от дурных предчувствий, рвалась в Дублин, к своему другу.
Родители изо всех сил старались ей угодить. Подсовывали купленный для нее пакет картошки фри с соусом карри, вкрадчиво предлагали «выпить что-нибудь», хотя сами пили чай, а когда она постыдно рано, в одиннадцатом часу, отправилась спать, мама спросила, не дать ли ей в постель грелку.
– Июль на дворе, какая грелка?!
– Да, но ночи-то холодные. И потом, через два дня уже август, значит, считай, уже осень.
Боже мой, неужели?! В последний день августа должен выйти первый номер «Колин», а работы еще невпроворот – и по празднику в честь открытия, будь он проклят, и по самому журналу. Пока еще июль, можно успокаивать себя, что времени достаточно. А вот в августе уже не расслабишься…
Утянув с полки растрепанную Агату Кристи, она минут пятнадцать почитала, выключила ночник с абажуром персикового цвета, закуталась в персиковое же одеяло… Спала крепко, насколько это вообще возможно в родительском доме, а утром первым долгом включила мобильный, отчаянно надеясь на весточку от Маркуса. От него ничего не было – и мир померк. Потянувшись за сигаретой, она опрокинула мисочку с сухими лепестками. Разумеется, тоже с запахом персика.
Звонить еще раз было невозможно, Маркус подумает, что она дошла до ручки. Разумеется, она дошла до ручки, вся измучилась, но не хотела, чтобы он это понял, и потому вместо него позвонила Клоде.
– Ты ходила на вечер к Маркусу? – спросила Эшлин, стараясь говорить спокойно.
– Да…
– С Тедом?
– Ну да!
Эшлин стало совсем тошно.
– Мы классно провели время, – трещала подруга, – и Маркус был просто великолепен. Он рассказывал уморительную шутку о женских шмотках. О разнице между блузкой, топом, безрукавкой, майкой…
– Что-что?
– Он даже знает, что такое бюстье! – воскликнула Клода.
– Да уж, наверное!
Эшлин понимала, что должна чувствовать себя польщенной, но вместо этого она чувствовала себя так, будто ее использовали. Маркус не говорил ей, что хочет включить тот разговор в номер.
– Балдею, как представлю, что он думает об этих вещах, – продолжала взахлеб Клода.
«А он о них не думает».
– А потом? – ревниво спросила Эшлин, не зная, выдержит ли еще подобные новости. – Вернулись домой?
– Вовсе нет, пошли за кулисы, напились. Классно! Прощание с родителями, и в лучшие времена удручающее, прошло хуже, чем обычно.
– У тебя вообще-то парень есть? – весело спросил Майк, невольно посыпая солью свежие раны Эшлин. – Следующий раз приезжайте вдвоем.
В вагонах было битком, Эшлин измучилась. Через три часа поезд прибыл в Дублин. Она протолкалась к стоянке такси, надеясь, что очередь не будет бесконечной, и вдруг за толпой у загородки увидела знакомое лицо…
– Маркус! – От волнения у нее подогнулись колени. Маркус с кроткой улыбкой стоял у выхода. – Ты что здесь делаешь?
– Девушку свою встречаю. Мне говорили, на такси всегда длиннющая очередь.
У Эшлин вырвался восторженный смешок. Она вдруг почувствовала себя безумно счастливой.
Маркус одной рукой подхватил сумку, другой обнял Эшлин.
– Слушай, ты меня прости за…
– Да ладно! И ты меня прости.
«Наша первая ссора и счастливое примирение, – мечтательно думала Эшлин, когда Маркус помогал ей сесть в машину. – Наша первая настоящая ссора. Теперь у нас все как надо».
47
Гора одежды на Клодиной кровати быстро росла. Маленькое черное платье? Слишком сексуально. Широкие брюки и туника? Слишком шикарно. Прозрачное платье? Слишком прозрачно. Так, а белые капри? Но он их уже видел. Защитные штаны с кроссовками? Нет, в них Клода чувствовала себя ужасно глупо. Из всех модных тряпок, купленных за последние два месяца, это была самая большая ее ошибка.