– При условии, – добавил он, помечая что-то у себя в блокноте, – что вы также пройдете курс у психотерапевта.
Психотерапию доктор всячески приветствовал. Если люди хотят быть счастливыми, пусть немного потрудятся. Выйдя из кабинета, Эшлин спросила мать:
– Можно, я теперь пойду домой?
– Хорошо, прогуляйся со мной до аптеки, и пойдем домой.
Эшлин безропотно позволила матери взять себя под руку. Ее все время заставляли делать то, чего она делать не хотела, но была слишком подавлена, чтобы возражать. Моника же, на беду ей, поставила себе целью сделать дочь счастливой: ее бесконечно воодушевляла возможность как-то возместить ей годы без материнской заботы.
Был погожий сентябрьский день, и, идя по улице под нежарким солнцем, Эшлин опиралась на мягкий под толстым пальто мамин локоть.
После аптеки она обнаружила, что ее ведут уже по Стивенз-Грин, сажают на скамейку лицом к озеру. В воде отражалось солнце. На мелководье плескались птицы. Эшлин снова поинтересовалась, когда же они пойдут домой.
– Скоро, – посулила Моника. – А пока посмотри-ка на птиц!
И Эшлин послушно стала смотреть на птиц.
– Утки, – констатировала Эшлин уверенно.
– Правильно! Утки! – обрадовалась Моника, как будто Эшлин было года два с половиной. – Готовятся улетать в теплые страны на зиму, – добавила Моника.
– Знаю!
– Укладывают в чемоданы бикини и крем для загара. Молчание.
– Меняют денежки на дорожные чеки, – не сдавалась Моника.
Эшлин молча глядела перед собой.
– Делают педикюр, – выбивалась из сил Моника, – покупают темные очки и соломенные шляпы.
Темные очки сделали свое дело. Утка в темных очках, как какой-нибудь мафиозо, показалась Эшлин настолько смешной, что она вяло улыбнулась. И только после этого Моника повела дочь домой.
Утром в субботу, сажая Лизу к себе в такси, чтобы везти в аэропорт, Лайэм не пытался скрыть восхищения.
– Господь свидетель, Лиза, – отечески воскликнул он, – выглядите вы просто потрясающе!
«Да уж, – подумала Лиза, – трясусь как ненормальная».
– Еще бы, Лайэм. С семи утра красоту наводила.
Да, надо честно признать: над собою она поработала на славу. Все в полном порядке: прическа, кожа, брови, ногти. И одежда. В среду и четверг курьеры доставили в редакцию самые роскошные наряды. Лиза отобрала лучшее, и теперь она была во всеоружии.
По пути она коротко объяснила Лайэму суть дела, чем сильно его огорчила.
– С такой женщиной разводиться, – ворчал он. – Ваш муж, должно быть, ненормальный. И слепой.
Чтобы подвезти ее ближе ко входу, он остановился там, где стоянка была строго запрещена.
– Буду ждать вас здесь.
Самолет Оливера, судя по надписи на табло, уже приземлился, но его самого нигде не было, поэтому оставалось только стоять, не отрывая взгляда от стеклянных дверей для выхода пассажиров, и ждать. Сердце колотилось как бешеное, язык прилип к пересохшему нёбу. Лиза подождала еще немного. Люди то и дело выходили группами, неловко протискиваясь сквозь толпу встречающих, но Оливер по-прежнему не появлялся. Выждав еще немного, Лиза нервно набрала свой домашний номер, проверить, не оставил ли он на автоответчике сообщение, что задерживается, но ничего нового не обнаружила.
Уже почти убежденная, что ждет напрасно, Лиза вдруг увидела, как Оливер легкой походкой идет к ней от стеклянной двери. У нее закружилась голова, и пол под ногами качнулся. Оливер был весь в черном: удлиненный черный кожаный пиджак, черная рубашка поло, узкие черные штаны. Тут он увидел Лизу и сверкнул своей широченной, ослепительной улыбкой. Она бросилась навстречу:
– Я уже решила уходить.
– Извини, солнце, – улыбнулся он еще раз, показав неправдоподобно белые зубы, – меня задержала иммиграционная служба. Единственного во всем самолете. Интересно, с чего бы это.
– Сволочи!
– Да, мне почему-то никак не удавалось убедить их, что я британский подданный. Несмотря на мой британский паспорт.
Лиза озабоченно прищелкнула языком.
– Ты огорчен?
– Да нет, я уже привык. Когда приезжал в прошлый раз, было то же самое. Классно выглядишь, солнце.
– И ты.
Кэти заканчивала генеральную уборку, когда Лайэм подвез Лизу и Оливера к дому, и попыталась ускользнуть незамеченной, но Лиза ее остановила.
– Оливер, это Кэти, она живет в доме напротив. Кэти, это Оливер, мой му… друг.
– Здрасьте, – сказала Кэти, гадая, что такое мудруг. Наверно, что-нибудь неприлично-столичное.
Когда она ушла, Лиза и Оливер стали необыкновенно милы и нарочито жизнерадостны: хоть они и были друг к другу искренне расположены, ситуация сложилась очень странная, и каковы правила поведения при ней, они не знали. Оливер шумно восхищался убранством дома, Лиза увлеченно делилась планами дальнейшего обустройства, уделяя особое внимание покупке деревянных жалюзи.