– Сегодня? Тебя опять тянет развлекаться? – спросила Клода. – Но тебя ведь не было дома ни вчера, ни позавчера, ни в среду вечером!
– Мне надо глянуть, там будут новые лица. Это моя работа, я должен пойти.
– А что для тебя важнее? Я или работа?
– И ты, и работа.
– Да, но я не найду никого, чтобы побыть с детьми, ты слишком поздно меня предупредил.
– Ладно, проехали.
Но в девять часов вечера Маркус встал и сказал:
– Ну, я пошел. Концерт поздний, так что я уж потом сразу домой, чтобы тебя не тревожить.
– Ты все-таки идешь?! – изумилась Клода.
– Ну да, я же говорил.
– Нет. Ты сказал – ладно, когда узнал, что не на кого оставить детей. Я думала, ты имел в виду, что без меня не пойдешь.
– Нет, я как раз хотел сказать, что пойду без тебя.
– Эшлин, мне надо кое-что тебе сказать, – сообщил Тед.
– Что?
Был промозглый январский вечер, и Джой с Тедом заявились к Эшлин оба серьезные и строгие.
– Лучше сядь, – посоветовала Джой.
– Сажусь. – И Эшлин плюхнулась на диван.
– Вот и хорошо. А то вдруг расстроишься, – сказал Тед.
– Да что такое?
– Даже не знаю, говорить или нет…
– Говори!
– Знаешь такого Маркуса Валентайна?
– Слышала, кажется. Ну же, Тед, не тяни!
– Так вот, я его видел. В пабе. С девушкой. Это была не Клода!
Воцарилась тишина, затем Эшлин сказала:
– Ну и что? Он имеет право появляться на людях в обществе других женщин.
– Согласен. Но имеет ли он право целовать их взасос при всех?
На лице Эшлин отразилось что-то странное. Джой взглянула на нее с тревогой.
– Да ты ее знаешь, – отчеканил Тед. – Это Сюзи. Я с ней говорил на вечеринке в «Рэтмайнз», а потом ушел с тобой. Помнишь?
Эшлин кивнула. Да, она помнила маленькую симпатичную рыжую девушку. Тед еще назвал ее тогда общественной подружкой.
– Так я… гм… поспрашивал, – продолжал Тед.
– И?
– И выяснил, что они не только целуются, если ты понимаешь, о чем я.
– О господи!
– Для конопатого придурка он пользуется большим успехом, – сухо заметила Джой.
– О господи, – повторила Эшлин.
– Только не надо мучиться состраданием и жалеть Клоду, – взмолилась Джой. – Пожалуйста, не бросайся ей на помощь. Я тебя знаю!
– Дура я, что ли, – фыркнула Эшлин. – Да я в полном восторге! В полном!
– Я сейчас приеду за вещами, – сообщил Маркус.
– Все будет собрано! – воскликнула Клода в трубку. Кипя, она металась по дому, швыряя пожитки Маркуса в черный мешок для мусора. Надо же, как быстро все закончилось! От безумной страсти за какие-то считанные недели они дошли почти до ненависти, причем все покатилось по наклонной именно в тот момент, когда секс уступил место повседневной жизни с ее заботами и делами.
Она-то думала, что любит его! На самом деле он жуткий зануда. Самый занудный из всех зануд. И говорить ни о чем не желает, кроме своего кривляния, да еще о том, как другие юмористы ему в подметки не годятся.
И внимания он требует массу. Вечно бесится, когда она занимается Молли и Крейгом, это просто кошмар. Частенько Клоде казалось, что у нее трое детей.
А тут еще эта его проклятая новая книга. Чушь собачья! Чернуха невообразимая. И не скажи ему ничего, даже по делу, – обидится смертельно! А она всего только и сказала один раз, что, чем ныть и жаловаться на жизнь, лучше пусть главная героиня откроет свое дело – печет торты или делает керамику… Как же он взбесился!
А в последнее время завел себе моду исчезать каждый вечер из дому. Просто отказывался понимать, что не может она все время бросать детей одних. Няню найти нелегко. Позволить себе это на те гроши, что дает Дилан, – еще труднее. Да и нечего гулять каждый вечер. Без Молли и Крейга скучно и душа не на месте.
А дома так приятно… Чем плохо смотреть телевизор, попивая вино?
И еще секс. Ей больше не хотелось заниматься им трижды за ночь. Да и не нанималась она. Кто бы согласился – после того как пройдет первая сумасшедшая страсть? Но Маркусу все было мало, а она страшно уставала.
Но это все еще цветочки по сравнению с новостью, которой он только что ее оглоушил: он, оказывается, «встретил другую»!
Клода кипела от злобы и унижения. Еще бы – в самой глубине души она всегда тешила себя мыслью, что делает ему одолжение, что тот день, когда она упала ему в объятия, бросив замечательного, потрясающего мужа, был счастливейшим в его жизни. Да, рьяно убеждала себя Клода, именно так – она бросила, а не ее бросили! Такого с нею не случалось с тех пор, как красавчик американец Грег охладел к ней за месяц до своего отъезда в Штаты.