Может, он был в чем-то прав, когда говорил, что для девушки главное — удачно выйти замуж? В конце концов, глядя на себя в нынешних условиях, я понимаю, что шанс выжить без отца, его денег и влияния, у меня есть только в том случае, если я выйду замуж за ещё более богатого и влиятельного человека, чем мой отец. Именно к этому он меня, кстати, всю жизнь и готовил. И сестру мою тоже.
Впрочем, удачно выдав замуж мою сестру, он не был готов, что в один из дней её муж откажется финансово помогать бизнесу отца. А причина в том, что сестра не может забеременеть.
Или не хочет. Я знаю, что она не хочет. Принимает тайно контрацептивы, а мужу говорит, что не получается. Но при этом продолжает упорно делать вид даже передо мной, что у них всё хорошо. Просто ей будет спокойнее, если их с мужем будет только двое.
Возможно, согласись я выйти замуж за предложенного папой старика, я бы тоже научилась хитрить и изворачиваться, в попытках получить как можно больше комфорта и выгоды от нежеланного брака. Но мне даже в мыслях представить тошно, что я скажу какому-то деду «да», а потом лягу с ним в одну постель. Уж лучше оставаться в этом сарае, рискую быть съеденной мышами и кучей насекомых, которые могут здесь обитать, чем под боком у толстого старикашки.
Своего «принца» и своё «долго и счастливо» я представляла совсем иначе.
Утерев выступившие слёзы, я разблокировала экран телефона и залезла в ленту свежих новостей. Информации о том, что я пропала или меня ищут, нигде не было. Абсолютная тишина.
Зная папу, он, скорее всего, ищет меня, пользуясь внутренними каналами и связями. Он не станет показывать публике, что из его с виду идеальной семьи кто-то будет спасаться бегством. Прямо сейчас он наверняка втихую переворачивает город, разыскивая меня. Когда скрывать уже будет невозможно, и у людей появятся вопросы, они с мамой разыграют убитых горем родителей и попросят помощи у общественности. Конечно, их пожалеют, помогут, на камеру снимут счастливое воссоединение семьи, а затем неизвестно чем бегство обернётся для меня за закрытыми от журналистов дверями особняка.
Больше всего, и это я поняла только сейчас, мне жалко моего охранника. Папа наверняка его не пожалел. Парень он, в общем-то, неплохой. Это я от избалованности считала его раздражающим элементом, но на самом деле он много раз прикрывал меня перед отцом. И я уж не помню сколько сотен раз он возил меня на тайные встречи с сестрой.
Сестра…
Можно попробовать связаться хотя бы с ней, но я уверена, что папа установил за ней наблюдение. А я не хочу подставлять единственного человека, которому могу доверять.
Ладно, скинем моё нытьё и слабость на усталость. Завтра утром я, наверное, уже не буду таким нытиком, как сейчас.
И действительно — утром мне было не до нытья. Элементарно потому, что я замерзла. Под одеялом было холодно. Ноги, руки и нос замерзли настолько, что я была готова бросить их в какой-нибудь костёр, чтобы согреть.
За окном вчера беспощадно светило солнце и на небе не было ни одного облачка. Но сегодня над маленьким сараем нависли грозные свинцовые тучи. Свистящие порывы ветра сдували с черемухи белые пахучие лепестки и били в окна редкими, но крупными каплями дождя.
— За что мне всё это? — буркнула я себе под нос и, набравшись смелости, сбросила с себя одеяло и тут же взвыла от боли в мышцах рук и даже косых мышц пресса. — Мамочки! — всхлипнула, понимая, что руками могу двигать, только стискивая зубы от боли. Никогда ещё в моей жизни у меня не болели руки от запястья до локтя настолько сильно.
Надела красный спортивный костюм, купленный вчера в магазине. Запрятала ноги в носки, купленные в том же магазине и, надев синие калоши, рекомендованные мне Надеждой Леонидовной, вышла на улицу, где едва не оказалась сдута ветром вместе с дверью.
Глянув по сторонам, увидела, как из труб домов по деревне поднимался дым. Стало очевидно, что сегодня мне предстоит испробовать печь не только в бане, но теперь ещё и домашнюю.
Щурясь от порывов ветра, поднимающих пыль и закидывающих волосы в глаза, я набрала в руки остатки тех дров, что вчера не использовала в бане. Занесла их в дом, положила у печки и вновь вернулась на улицу, чтобы набрать лучину. Не знаю, почему Надежда Леонидовна называет щепки лучиной, но я в своей голове стараюсь теперь их тоже так называть.
Вернувшись в дом, я сложила дрова и лучину так же, как вчера сделала в бане. Проложила всё старой газетой и подожгла. Закрыла дверцу и, сидя перед печкой, начала ждать, когда станет тепло. Но вместо тепла в дом пришёл дым. Очень много дыма. И с каждой секундой его становилось только больше.