— Большое спасибо, — я оказалась так тронута заботой этой женщины, что искренно захотела её обнять, но сдержала свой порыв, посчитав его неуместным.
— Ешь, интеллигенция, — усмехнулась женщина, возвращаясь за прилавок. — Тебя как звать-то?
— А… — я почти произнесла своё настоящее имя, но вовремя прикусила язык, поняв, что со своим редким именем рискую быть узнанной моментально, если информация о моей пропаже уже гуляет по новостям. Мой взгляд хаотично заметался по магазину в поисках имени. Память будто форматировалась, не желая выдавать мне хоть какое-то имя. — София… Соня, — бросила я, наткнувшись взглядом на комплект постельного белья с таким названием.
— Ну, приятного аппетита, Соня.
— А вас как зовут?
— Надежда Леонидовна нас зовут, — хохотнула женщина, раскладывая булки хлеба по полкам.
— Спасибо, Надежда Леонидовна. Ой, я не расплатилась! — спохватилась я и вынули из кармана несколько купюр. Хорошо, что за многочисленные пересадки из автобуса в автобус у меня накопилась приличная сумма денег и монет. — Вот, — я положила в пластиковый лоточек семьдесят пять рублей и вопросительно посмотрела на женщину. — А за чай я вам сколько должна?
— Иди и ешь, — чуть повысила она на меня голос, но при этом продолжала улыбаться. — Ещё бы я за чай деньги не брала.
— Спасибо, — поблагодарила я её вновь и, вернувшись к столику, принялась за булочку с повидлом, едва не умерев от счастья, что наконец-то ем то, что хочу именно я. — Очень вкусно!
Глава 4
Пока я уминала за обе щеки булки и трубочку с кремом, Надежда Леонидовна фасовала по полкам оставшуюся выпечку, заполняла какие-то бумаги, что-то подсчитывала и забавно материлась под нос, когда что-то хоть чуть-чуть шло не так.
За ней было интересно наблюдать, хотя бы потому, что она была увлечена работой, которая ей точно нравилась. Хотела бы и я однажды найти своё место и так же наслаждаться тем, что делаю. Пусть даже продавцом в деревенском магазине или продавцом в кондитерской. Мне кажется, там работают самые счастливые в мире люди. По крайней мере, я не встречала ни одного грустного. Наверное, всё дело в том, что я крайне редко бывала в кондитерских, и грустные люди мне просто не попадались.
— Скажите, пожалуйста, Надежда Леонидовна, а в вашей деревне есть отель, гостиница или хостел. Или, может, кто-то сдаёт дом? — поинтересовалась я аккуратно. Я устала, а после столь сытного завтрака хочу спать. Поэтому мне очень хотелось, хотя бы на сегодня остаться здесь, чтобы выспаться и набраться сил, если завтра вновь придётся куда-то уезжать.
Надежда Леонидовна оторвала взгляд от бумаг и, вместо того, чтобы ответить на вопрос, воззрилась на дверь за моей спиной.
— И чё ты пришёл? В долг не дам, — бросила она категорично, а я только после её слов заметила, что в магазин кто-то вошёл.
— А чё у тебя, тетрадь закончилась в долг записывать? А, Надюх? Так хочешь, я новую подарю? Мне ж для красивой женщины ничего не жалко, — с самодовольной ухмылочкой произнёс щуплый мужчина. Или дед. Сложно сказать. Выглядел он так, что его возраст смело колебался от сорока до восьмидесяти.
Невысокий, худой, с круглой плешью на макушке, будто прожженной солнцем. Выцветший коричневый пиджак, который давно просился в половые тряпки, висел на нём, как на вешалке. Будто он донашивал его за каким-то великаном. Серое подобие поло под пиджаком недосчиталось пуговицы. Вытянутые коленки старых трико выглядели карикатурно, а сразу под ними начинались сапоги, которые так же, как и пиджак, казались мужчине большими. Как если бы кот надел хозяйские сапоги. Наверное, это он и есть — постаревший Кот в сапогах.
— Тихон, тебя нахуй послать или сам в пизду пойдёшь? — спросила продавщица, устало вздохнув. Она приняла оборонительную позу, явно не впервой стакиваясь с такими покупателями.
Клиентоориентированность у неё, конечно, на высоте.
— А чё сразу послать-то?! Я, может, с чувствами к тебе, — возмутился щуплый Дон Жуан. Сделал грудь колесом и подкатил к продавщице. Находясь, рядом друг с другом они выглядели очень забавно: она вся такая пышная и в теле, и он — из выделяющегося только нос, кадык и вытянутые коленки трико.