— Как по мне, эта бумага лучше любых салфеток. Особенно, когда ешь рыбу. Салфетка разлагаться начинает под куском рыбы, а эта…
— Сама ест рыбу, — закончила я за Матвея.
— Ну, почти, — хохотнул он. — Пиво будешь?
— Я не пью такое.
— Какое такое?
— Не знаю… Низкопробное.
— А ты хоть раз-то его пробовала?
— Нет, конечно, — фыркнула я оскорбленно.
— Чё? И в подъездах с пацанами не глушила? — взметнулись густые брови.
— Не доводилось.
— Твою теплицу хоть раз на проветривание открывали?
— Это вы к чему?
— К тому, что таких душнил, как ты, ещё поискать надо. Ладно, — Матвей снова вышел из-за стола, оставив на нём свою бутылку с недопитым пивом и ушёл к бочке, из которой вынул такую же бутылку. Снова вернулся к столу. — Сейчас я покажу тебе настоящий вкус жизни, — сказал он, открыв эту бутылку так же о край стола. — Держи, — поставил он её передо мной.
— Я не буду это пить, — я брезгливо смотрела на бутылку, по холодному боку которой стекала капля воды. Но в то же время внутри росло любопытство. Интересно же, каково это пойло на вкус.
— Ну, и не пей, — равнодушно произнес Матвей и с аппетитом отпил из своей бутылки. Губами причмокнул, будто ничего вкуснее нет.
— Только один глоток, — предупредила я. Обхватила холодную бутылку пальцами и для начала поднесла к носу, чтобы понюхать.
— Ну, как?
— Отвратительно! Это точно для употребления внутрь, а не для удобрения огорода?
— Глоток, Сонька. Попробуй и подари мне пару секунд тишины.
Я нерешительно поднесла горлышко бутылки к губам. Ещё раз посмотрела на Матвея, который с легкой усмешкой в тёмных глазах, ждал, когда я… сопьюсь.
Выдохнув, как делали в фильмах перед тем, как принять алкоголь, я прислонила горлышко бутылки к губам, зажмурила глаза и сделала большой глоток.
Горечь заполнила рот и неожиданно приятной прохладой прокатилась вниз по пищеводу, а затем осела в желудке.
— Ну? И как тебе?
— Гадость какая! — поморщилась я, передернувшись. Но бутылку из руки не выпустила.
Застыла, ощутив, как от желудка по телу словно начало растекаться тепло. Что парадоксально, учитывая, что это горькое пойло практически ледяное.
— Но? — с некой хитринкой в глазах вопросил Матвей.
— Но, знаете… — посмаковала я послевкусие, оставшееся на языке. — …в этом что-то есть. Но это нужно понять… распробовать…
— Ясно, — усмехнулся Матвей и протянул мне свою бутылку, ударившись её горлышком о горлышко моей. — За нового алкаша в этой деревне.
— Вы про себя?
— Про тебя, дегустатор. Пробуй, понимай, смакуй… Блевать можно в том углу за поленницей.
— Я не собираюсь напиваться. От одной бутылки ничего не будет.
— Посмотрим…
Глава 32. Матвей
А ещё говорила, что ни капли в рот, ни сантиметра в ж… жизни.
Сидит хмельная, глазки блестят, щёки алеют. Губы, уже не стесняясь, сральной бумагой от жирной рыбы утирает.
И косится на бочку, в которой я охлаждаю пиво.
— Ну, и как тебе моё низкопробное пойло? — усмехнулся я и убрал её пустую бутылку под лавку.
— Вы знаете… — улыбнулась она загадочно, возведя шальной взгляд в потолок беседки. — …что-то в этом есть. Как в вас. Сначала горечь и неприязнь, а потом… интересненько. А можно ещё?
Похоже, шальная императрица начала набирать обороты.
— А тебе много не будет? Смотрю, ты и так уже хорошенькая.
— Я всегда хорошенькая. А вы, если пожалели, то так и скажите.
— Да мне-то что? — фыркнул я и кивнул в сторону бочки. — Хочешь — бери. Только завтра утром не ной, если башка с непривычки болеть будет.
— Почему она должна болеть? Процент алкоголя ведь маленький.
— Наивная, — хмыкнул я, но более ничего добавлять не стал.
Сонька крепко призадумалась, зажевав нижнюю губу. Её сомневающийся взгляд блуждал от меня к бочке и обратно.
— У меня никогда в жизни не было похмелья, — выдала вдруг она, будто это нечто такое, что должен испытать каждый.
— Ты уверена, что оно тебе надо?
— Интересно же, что это за состояние и настолько ли в нём плохо, как это иногда показывал папа.
— А тебе папа за такое состояние голову не оторвёт, если узнает?
— Мне — нет, а вот вам… — протянула она, будто угрожающе. — Если он узнает, что я сейчас делаю, что ем, что пью и в который час, то он может даже убить вас. Наверное.
— Справедливо, — кивнул я. — Если бы я знал, что рядом с моей двадцатилетней дочкой трётся хрен, которому под сорок, то здесь никаких «наверное» не было бы.