— Хуже места не придумаешь. Я про свой дом, — уточнила я быстро. — Я не хочу себя чувствовать ещё где-то, как было дома.
— Тогда чувствуй себя как у Тихона дома.
— Тогда мне нужно пустить дым до потолка, — хохотнула я в темноту.
— Угу. Сжечь говно в духовке и повиснуть вниз башкой трусами наружу, — дополнил Матвей.
Несколько секунд мы лежали в тишине, а затем оба рассмеялись.
— Не повезло тебе с соседкой, конечно. Бо́льшую неудачницу и неумеху не придумаешь.
— Да не, — протянул Матвей спокойно. — Взять хотя бы твой побег. Тут яйца нужны покрепче, чем у любого мужика. Ты не просто сбежала, как малолетка без башки, чтобы было красиво, волосы назад. Ты позаботилась о том, чтобы в кармане были бабки, скинула телефон, прятала лицо и нигде не светишься. Яйца у тебя покрепче моих будут… Ассоль. Бля! Теперь ещё к твоему новому имени привыкай. Тебя попроще не могли назвать?
— Могли. Но только не мама. Мою сестру, вообще, Жасмин зовут.
— Ебать… — шумно выдохнул Матвей и, кажется, накрыл лицо ладонью.
— Угу, — согласилась я. — Папа так же говорил. Но из-за того, что они когда-то решили, что дочкам имена будет давать мама, а сыновьям — папа, вышло как вышло. Жасмин и Ассоль Львовны.
— Теперь понятно, почему ты не приспособлена к реальной жизни, не сказочной. Сестра такая же?
— Да… наверное. Может даже ещё более сказочная, чем я, раз идёт на поводу у папы. Она всегда его слушала и слушает.
— А ты, выходит, бунтарка?
Я почувствовала, как положение Матвея на постели изменилось. Посмотрев в его сторону, увидела в полумраке, как он лег на бок, ко мне лицом. Подпер голову ладонью и теперь смотрел на меня лежащую сверху вниз.
— Не бунтарка. Просто не хочу быть его инструментом. И под старика не хочу ложиться. Вообще ни под кого не хочу ложиться, — поморщилась я брезгливо.
— А сверху будешь? — в его голосе я слышала улыбку.
— Дурак, — хохотнула я и мягко шлепнула его по плечу. Но руку убирать не стала. Оставила ладонь на его обнаженно плече, а затем тоже повернулась на бок, чтобы видеть его. — Тепленький такой. Сильный, — шепнула я, начиная поглаживать упругую кожу, под которой прощупывались мышцы.
В полутьме я видела только блеск в глазах Матвея, но о чём он думает, прочитать было невозможно.
Кончиками пальцев он коснулся моего подбородка и подался ко мне, оставив на губах лёгкий поцелуй. Затем ещё и ещё.
По телу пробежали искры. Лёгкая дрожь вынуждала прижиматься к Матвею, словно я жаждала прильнуть к единственному источнику тепла в этом доме.
Матвей притянул меня за талию к себе, зарылся ладонью в волосы и сжал их в кулак. Не думала, что подобного рода боль может быть приятной.
Положение стремительно изменилось. Я не сразу сообразила, что уже не лежу в обнимку с Матвеем, а уже сижу на нём, совершенно потеряв совесть и стыд.
— Господи! — вылетел из меня рваный шепот, когда Матвей резко стянул с плеч халат и обнажил мою грудь. Жадно втянул ртом сосок, из-за чего внизу живота всё стянулось в тугой узел.
Его ладони на моих ягодицах. Сама того не понимая, я совершаю поступательные движения тазом и буквально трусь о твердый стояк под собой. Обнимаю его голову и впервые в жизни так сильно ненавижу месячные, потому что хочу, чтобы Матвей мог меня касаться везде совершенно беспрепятственно.
— Достаточно, — выдохнул Матвей хрипло. Лизнул напоследок сосок и уткнулся носом в ложбинку груди, тяжело дыша. Обнял меня за талию и остался сидеть так со мной на несколько минут, пока у обоих пульс не пришёл в относительную норму. — Давай спать, беглянка.
— Хорошо. Только ты трусы надень, ладно?
— А как же оплот? Тебе не нужно чувство безопасности?
— Нужно, — хохотнула я в темноту. — Но пусть лучше твой большой птиц будет пока заперт.
Глава 43
Утром я проснулась рано. Можно было бы спать в своё удовольствие, но чувство тревоги за Матвея не позволяло мне расслабиться полностью.
Самого Матвея рядом не оказалось. Меня бросило в холодный пот. Я соскочила с кровати, кое-как нашла на полу халат, который Матвей, всё-таки, стянул с меня ночью окончательно во время очередного приступа жарких поцелуев.
Пока надевала и завязывала на талии халат, смотрела в окно, но ничего кроме солнечного утра и блеклого дома Тихона не увидела. Всё выглядело стабильно хорошо. Надеюсь, так оно и есть.
Тихо выйдя из комнаты, я на цыпочках спустилась вниз и на последних ступенях лестницы услышала тихое бормотание мужского голоса, доносящееся их кухни. Недолго думая, схватила первое, что увидела — удочку у шкафа в прихожей. Замахнулась ею и резко вошла в кухню, чтобы настучать кому-нибудь по голове, но увидела лишь удивленно вскинувшего брови Матвея, который отложил телефон на обеденный стол.