— А больше ничего тебе не надо? — с напускной строгостью вопросила Надежда Леонидовна, но по её бегающим глазам и частому дыханию было видно, что она его боится. — Я для девочки краску привезла. Хочешь такую же — заказывай и жди.
— А девочку за краской я привёз, так что обе мои, — сурово припечатал Матвей.
— Кто? — уж очень сильно напряглась продавщица.
— Девочка и краска.
— Это я попросила соседа помочь мне и он любезно согласился, — пришлось вмешаться, пока у Надежды Леонидовны не случился сердечный приступ от того, как своей аурой на неё прямо сейчас давил Матвей.
— Любезно? — продавщица обронила слегка истеричный смешок. Даже я бы на её месте не поверила своим словам, если бы видела Матвея их глазами и не знала, бы что в этой татуированной горе мышц с суровым неприветливым лицом таится большой любитель поцелуев и обнимашек. — Ну, бери, любезный. Не дай Бог, себе что-нибудь присвоишь.
— Я за этим прослежу. Не волнуйтесь. Сколько с меня? — я вынула из кармана джинсов пару пятитысячный купюр, но Матвей тут же оттеснил меня в сторону и протянул свою карточку, которой рассчитался за краску.
— Вообще-то, я и сама могла бы. Она, оказывается, недорогая.
— Экономь, пока есть такая возможность. Мало ли куда ещё тебе придётся бежать. А я, считай, сделал вклад в будущий снос Тихоновской залупы.
— Халупы, — цокнула я, закатив глаза.
— Одна хуйня.
— И зачем ты пугаешь всех этих людей? Ты же хороший.
— Им об этом знать необязательно. Ну, что? Поехали красить? — поинтересовался Матвей, когда принёс всю краску в машину.
— А как же твой восьмикилометровый водопад? — только не показывать ему, как я рада, что он никуда не поедет.
— Уехать и оставить тебя наедине с краской? Наглотаешься её, потом лови тебя с глюками по всей деревне. Лучше я останусь и сам посмотрю на весь пиздец, который ты устроишь.
— Вот только не надо делать мне одолжение, — дёрнула я нарочито нервно плечами, а сама внутри уже отплясывала победный танец.
С покраской всё началось… трагично.
В основном из-за Матвея и его острых комментариев, в которых не было ни единого слова без мата. Мне даже стало немножко совестно, что ему придется потратить время на всё, что он перечислил.
Нужно было шкурить. Матвей принёс наждачку, и я занялась маленькими элементами Тихоновского дома — оконными рамами, с которых успешно убрала старую краску, которая сама была рада отвалиться.
Матвей с помощью жутко громкого инструмента и щетки убрал старую краску с внешних стен сеней. Оказалось, что они когда-то были покрашены.
Затем Матвею пришлось поменять какие-то доски в обшивке. Он сам решил это сделать, его никто не заставлял. А потом он разошелся настолько, что поменял у Тихона крыльцо. Полностью. Из старого растопил баню, пока я докрашивала оконные рамы тонкой кистью краской белого цвета.
— Вообще, я планировала поменять эти окна на пластиковые, — озвучила я вслух свою мечту.
— У Тихона ничего не треснет? Он и так по-пьяни свою хату уже не узнает. Замёрзнет зимой на улице из-за того, что дом свой не найдёт.
— Поэтому я и взяла яркую зеленую краску, чтобы покрасить его забор. Не промахнётся.
— Короче, я срать, — сказав это, Матвей преспокойно пошёл в уличный туалет Тихона. Мне внутренне стало неловко. Я ведь тоже там бывала, а сверху очень хорошо видно содержимое ямы, особенно к вечеру, когда солнце яркими лучами пробивается между щелями деревянного короба туалета.
— Может, ты к себе сходишь? Тебе, наверное, привычнее будет.
— Ты что, мать, выгоняешь меня?
— Нет. просто… Я просто предложила.
Боже! Как же неловко…
— Ты бы ещё ёршик сюда поставила, — раздался из туалетного теремка смех.
Я молча закатила глаза и спрятала улыбку. Подумаешь, установила там диффузор и специальный держатель для туалетной бумаги. Ну, а маленькую напольную полочку для газет Тихона, которых у него там целая толстая стопка. Главное ведь комфорт.
— Помню раньше у бабки дом в деревне был, — начал свой рассказ Матвей, выйдя из туалета и прошёл к бочке для полива, в которой помыл руки. — В другом конце огорода. А огород большой, соток двадцать… Пока добежишь, два раза обдрищешься. А ночью или вечером, когда уже нет солнца, вообще атас. Мало того, что попробуй успеть, так ещё страшно так, что пиздец. За забором лес, то ли волки воют, то ли собаки. А если быка какого на ночь в стайку не загнали, то вообще конец всему. Он же ходит по деревне и ревёт, как медведь. Потом ещё в туалете стоишь и ждёшь, когда вокруг станет тихо или бабка придёт. Пиздюлей, правда, даст за то, что долго в туалете торчишь, но домой проводит.