— Это у вас краска такая на стенах? — поинтересовалась я аккуратно, пока мужчина прибирал со стола сковородку.
— Какая краска? Ты чё? Побелка это. Лет пять назад белил. Можешь, кстати, перебелить, если хочешь. Можешь, вообще, сделать тут всё, как тебе удобно. Только не сожги хату, а остальное всё на твоей совести.
— Ясно, — протянула я, продолжая разглядывать дом, который слишком поспешила взять в аренду.
— Тут у меня кухня, — указал Тихон на «кухню».
Стены с полками из неотесанных досок, старая плита, какая-то непонятно тумба и буфет. Я такой в музее видела когда-то. Старый холодильник, который тоже когда-то был белым, но теперь был жёлтым.
— А это что? — кивнула я в сторону непонятного сооружения с грязной раковиной.
— Умывальник, — ответил Тихон, посмотрев на меня, как на дурочку. — Вот вы, городские, даёте! Не знать, что такое умывальник, — хохотнул с издевкой. — Сюда воду заливаешь ковшичком, потом вот эту пипку толкаешь и льётся вода. Тут и мыло есть, и шампунь мой. Всё есть.
Пока Тихон демонстрировал мне работу умывальника, я пыталась понять, как ему так хорошо удалось спрятать свой дом, что в него не попал ни один смеситель.
— Тут фляга с водой, — указал он на железную штуку рядом с моей ногой, на крышке которой лежал белый эмалированный ковшик. — Тележка для неё у ворот, а водокачка на соседней улице. Ну, тебе покажут, если что… Тут у меня стол и две табуретки, — указал он на стену противоположную кухонной. Здесь под окном, из которого была видна часть забора и лес, стоял стол без намека на скатерть и две деревянные табуретки под ним. — Ну, это печка. Это и дураку понятно, — махнул он рукой в сторону белой огромной махины, которая служила здесь стеной между кухней и другим помещением, в которое прошёл Тихон. — А здесь у меня спальня, кровать, телевизор. Комод для вещей, если захочешь что-нибудь сложить. Так, что ещё? — покрутился он на месте. — Баня во дворе… Ну, её ты и сама найдёшь.
— А туалет? — поинтересовалась я аккуратно.
Его дом реально состоит из этих двух крошечных помещений? У меня комната раза в три больше, чем весь его дом!
— Так на улице сортир. Как у всех. Кто в доме-то срёт?
— Ясно, — пискнула я.
— Так… семена в комоде. В следующие выходные обязательно посади огурцы в парник. Говно уже горит, так что не затягивай. Только обязательно на ночь замочи семена. Не забудь. Плёнку я уже натянул, всё приготовил…
Я слушала его и кивала головой, как болванчик, не понимая ни слова из того, что он говорит.
Глядя на полы с потёртой коричневой краской, я пыталась понять, как вообще смогу здесь не то, что жить, а выжить? Всё это ведь абсолютно непригодное для жизни помещение, а Тихон рассказывает о нём так, будто это хоромы.
Грязные, пыльные хоромы, обтянутые паутиной.
— Ну, вроде, всё понятно. Всё объяснил, — будто бы немного хвалил себя Тихон, хлопая ладонями по карманам необъятного пиджака.
Пока я не рисковала сделать хотя бы шаг от порога, Тихон метался по помещению, которое он назвал своей спальней, и скидывал в старую цветастую сумку какие-то свои вещи и, кажется, паспорт.
Он за границу собирается бежать?
— А ваш сосед, он…? — указала я большим пальцем себе за спину в сторону, где находился большой кирпичный дом. — Он живёт там?
— Ну, а где ж ему ещё быть? С другой стороны от меня только лес, а здесь… сосед. Но ты не переживай и, на всякий случай, музыку громко не слушай, сама тоже не пой. И не свисти, — добавил Тихон, с ужасом в глазах посмотрев на меня.
— Я не умею свистеть.
— Значит, долго проживёшь, — махнул руками Тихон. Снова метнулся к комоду, что-то там посмотрел и проверил, а затем подбежал к тумбе, на которой стоял телевизор… Телевизор стоит? Как он у него стоит?… Что-то взял из тумбы и засунул во внутренний карман пиджака. — Ладно. скоро автобус. А мне ещё нужно до остановки дойти. Сама видела, что она не близко.
— Угу. А… подождите. Что я могу делать в этом доме? В смысле, могу ли я сделать небольшой косметический ремонт?
— Делай, что хочешь. Только хату мне не спали и про огород, самое главное, не забудь. Ну, ты же не пьющая?
— Не пьющая.
— Тогда всё заебись будет. Я, вон, даже пьяный такой огород выращиваю! Бабки в деревне каждую осень проклинают, — хохотнул он с гордостью.
— Ясно, — улыбнулась я уголками губ, продолжая с ужасом разглядывать окружающую меня обстановку.
— Ну, всё. Я поехал.
— Подождите! — остановила я его. — А ключ, замок… Как у вас дом запирается? Я ведь буду уходить в магазин или уеду раньше, чем вы вернётесь.