— Выспалась, доченька? — без единой нотки тепла спросил папа, увидев меня.
— Нет, нет, нет… — шептала я себе под нос, глядя на Матвея. Его руки были за спиной в наручниках. Сам он, подняв голову, изобразил некое подобие улыбки, увидев меня.
— Всё хорошо, Солянка.
— Отпусти его! — крикнула я папе, как дура подбежав к Матвею со всё ещё зажатой в руке кружкой с горячим чаем. — Отпусти, сказала!
Меня перехватила охрана. Не долго думая, я плеснула чаем одному из них в лицо, а кружкой умудрилась ударить по голове того, кто удерживал руку на плече Матвея, чтобы тот не мог подняться.
— Отошли от него! — крикнула я, обняв голову Матвея. Подобно орлице я смотрела на каждого, кто был вокруг меня, сжимая в руке ручку от кружки, как единственное доступное мне оружие.
Папа даже не дрогнул. Он лишь взглядом указал охране отойти от нас подальше.
— Потолстела, — брезгливо бросил он, глядя на меня. — Столько времени и денег в тебя было вложено и всё зря.
— Ну, так и отвали от меня! — рявкнула я, всё ещё обнимая за голову Матвея. — Вали, откуда приехал! С меня уже ловить нечего, папочка. Я толстая и не девственница. Товарный вид испорчен.
— Сука, — хохотнул он едко и глянул в сторону кирпичного дома. — И давно вы это с ним придумали?
— Матвей ничего не знает, — тут же ощетинилась я.
— Похуй мне на твоего Матвея! — крикнул папа, наконец, позволив себе эмоции. Он резко встал и подошёл ко мне, а я попыталась ещё сильнее прикрыть Матвея собой. — Я про Юру, курица ты тупая. Где этот гондон? Тоже в доме? Со всеми трахалась?
— При чём тут Юра? — я не понимала, почему папа пытается приплести ко всему этому охранника, от которого я сбежала.
— Не зли меня, Ассоль, — процедил папа, замахнувшись пятерней. Но тут же сжал кулак и убрал его в карман брюк. — Вы оба пропали. Оба! А этот гондон еще и по ложному следу нас вёл.
Я вообще перестала что-либо понимать. Логическая цепочка отказывалась собираться.
— Но ты же всё равно меня нашёл.
— Нашёл, — самодовольно улыбнулся папа. — И Юру твоего найду. Только, если тебя я пожалею, то ему повезет меньше. Грузите их. Дома решу, что делать со вторым, если он сам дорогой не сдохнет, — повелительно бросил папа, и меня силой оторвали от Матвея.
Я кричала, сопротивлялась и царапалась, но всё было бесполезно. У Матвея откуда-то нашлись силы на то, чтобы уложить на лопатки одного из охранников, но его всё равно обезвредили и закинули в багажник одной из машин.
В тапочках Матвея и его халате, продолжая сопротивляться охране, я шла к машине, в которой меня ждал папа. Единственное, что я успела сделать, это взять на руки подбежавшего ко мне Ржавого, прижать его к груди и не позволить забрать у меня никому из охраны. Ржавый с этим и сам неплохо справлялась, шипя и царапая головорезов, которые пытались вытянуть его у меня из рук.
— А эта хуйня тебе зачем? — папа с отвращением посмотрел на кота в моих руках, когда меня усадили в машину рядом с ним.
— Хуйня — это то, каким ты являешься отцом. А это кот, — выплюнула я злобно и тут же получила пощечину от родителя.
Я не испугалась его удара, не вжалась в дверь и даже не пустила слезу. Я продолжала смотреть на отца, губы которого из-за злости превратились в тонкую белую нить. А затем он резко отвернулся от меня и дал команду водителю ехать.
Когда четыре машины, из которых состоял весь папин картеж, выехали из деревни, папа вытянул из кармана платок и протянул его мне.
— У тебя на губе кровь. Вытри, — припечатал он строго.
— Оставь себе и подотрись. Потому что ты крупно обосрался, папа, если думаешь, что после всего, что ты только что сделал, я останусь послушной.
Глава 46
Ехали мы долго и без остановок. Уже часов пять. Не меньше. Кот лежал на моих коленях, делал вид, что спит, но нервно дергать хвостом не переставал ни на минуту. А я думала только о том, каково сейчас Матвею в багажнике машины, которая ехала за нами. Машина не маленькая, багажник должен быть просторным. Возможно, он даже может менять положения, но всё равно за него было тревожно.
— Я пить хочу, — наверное, это первые слова, что прозвучали в салоне нашей машины за всё это время. После моих слов о том, что папа обосрался, он больше не смотрел в мою сторону. Только в окно и хмуро тёр при этом щетинистый подбородок. — Ты слышал? Я пить хочу. И кот тоже. И в туалет мы оба хотим.
Папа продолжал молчать и делать вид, что меня не существует.
— Хорошо, — кивнула я бодро. — Если Ржавый начнёт акт дефекации, папочка, я пересажу его на твои колени.