Медицинская сестра провела Илола к нужной двери. Открыв ее, констебль обнаружил, что находится в двухместной палате, в которой располагался лишь один Тойвиайнен. Такое барство означало, что, во-первых, в больнице были свободные места и, во-вторых, это было сделано для того, чтобы полиция смогла беспрепятственно провести опрос.
Прежде чем Илола успел представиться или что-либо сказать, Тойвиайнен уже обрушил на него свой словесный водопад:
— Ну что же, привет… наконец-то и официальные власти соизволили появиться. А то здесь уже заждались… — Указывая на табуретку, добавил: — А теперь табуретку под себя и слушай, пока я буду тебе рассказывать. В этих краях разгуливает на свободе какой-то преступник, сам дьявол во плоти, и ни с того ни с сего нападает на ни в чем не повинных людей… Надо полагать, что полицейские и их собаки уже идут по следам этого чужеземного гангстера?
Илола присел и подал для начала реплику:
— Нет… еще не успели приготовиться для такой широкомасштабной операции.
Тойвиайнен взорвался:
— Как так? Что за проволочки! Это что же, как в той песне поется: «Пусть баня горит, а мы полежим себе!»?
— Давайте спокойно…
— Мой покой ничто не омрачает. А вот полиции следовало бы действовать поживее!
— Давайте-ка выясним прежде, в чем, собственно, дело.
— Да я уже объяснял этому фельдшеру!
— Кажется, да… то есть определенно. И даже ленсман в курсе дела. Но мне еще не все ясно. А именно мне поручено разобраться во всем этом до самого конца.
Уловив с запозданием смысл своих слов, Илола слегка огорчился. Он же слышал, что может произойти, если Тойвиайнен примется объяснять «до самого конца», — на объяснения одного дня не хватит.
Поэтому Илола быстро поправился:
— Итак, я жду подробностей этого события. Для начала очень кратко.
Во время обмена первыми фразами Илола внимательно изучал Тойвиайнена. Тот вовсе не походил на человека, потерявшего много крови, его физиономия была завидно розовой. Он даже пытался привстать и сесть в кровати. Верхняя часть незастегнутой больничной пижамы приоткрылась, и Илола заметил, что повязка огибала шею и шла дальше под мышку. Вскоре Тойвиайнену пришлось вновь принять лежачее положение. Поворачиваясь при этом на правый, неповрежденный, бок, он не спускал глаз с констебля.
Илола, чтобы придать себе более официальный вид, вынул записную книжку и ручку. Положив блокнот на колено, он решил, что запишет лишь самое основное. Возникнет так называемая «голая версия», и, пожалуй, этого «стриптиза» для начала будет достаточно.
— Итак, — сказал Илола, — начнем с самого начала.
Тойвиайнен недовольно пробормотал:
— Так это что: фамилия, находился ли ранее под судом и следствием и…
Илола прервал его спокойным голосом:
— Я имею в виду ход событий. Все остальные формальности будут соблюдены позже, при составлении официального полицейского протокола.
— Ах, вот как… Значит, мне надо рассказать, как все произошло?
— Именно.
В серых, слегка водянистых глазах сапожника Тойвиайнена появилось выражение сосредоточенности. Когда по прошествии минуты он все еще молчал, Илола начал опасаться наихудшего. За морщинистым лбом копошились, очевидно, раздумья о том, с какой стороны лучше открыть словесный поток. Ожидая развития событий, Илола отметил, что, несмотря на преклонный возраст, Тойвиайнен выглядел еще крепким мужчиной. И хотя волосы заметно поседели, они оставались довольно густыми. Тяжелый подбородок, близко сидящие глаза над картофелеобразным носом.
Однако молчание затянулось дольше положенного, Илола вопросительно поднял брови. И сразу вслед за этим выяснилась причина затянувшегося молчания.
Тойвиайнен прокашлялся и посмотрел в сторону. Тон голоса, когда он начал, был слегка раздосадованным:
— С чего начать?.. Сегодня утром мне пришла в голову дурацкая мысль отправиться на дело… законность которого была сомнительной. Ведь наш брат не может знать, что закон говорит о гонке сока…
Илола был немного озадачен таким началом.
Он уже слышал, что Тойвиайнен в суде пытался прикинуться неосведомленным по части законов. Но если под этой «гонкой» подразумевалось самогоноварение, то этот фокус не пройдет. И хотя будто топором вырубленная физиономия Тойвиайнена действительно производила впечатление глупой, за этим грубым обрамлением светились весьма неглупые глаза. Поэтому притворное незнание закона в части самогоноварения никак не вписывалось в эту картину.