— Ведьмочка… — прохрипел он, переполненный любовью и сожалением.
— Ты помог мне, Антонин. У нас… я имею в виду, Отряд Дамблдора… у нас не было абсолютно никаких шансов в ту ночь в Министерстве. Только Цирцея знает, что было бы со мной, если бы ты не защитил меня от других Пожирателей смерти. И я знаю, что ты не хотел, чтобы заклинание принесло такие последствия. Я смирилась с этим, правда! Я клянусь тебе! Я веду полноценный образ жизни — это просто другой жизненный путь. Многое из того, что я делаю в своей жизни, я бы не стала даже пробовать, если бы у меня были дети. И много еще смогу сделать. И если именно поэтому Рон бросил меня, то скатертью ему дорога! Мне все равно! — сказала она с маниакальным смехом. — Он не тот, кого я хочу.
— Гермиона, — прошептал он. —Я не могу так поступить с тобой. Ты… слишком хорошая. И… когда я питаюсь… Я становлюсь… более жестоким, чем ты можешь себе представить. Это изменит все, что было между нами. Если я соглашусь испить тебя, полностью подчинить себе, погубить во всей моей неистовой, звериной похоти, оставить свои отметины на твоей прекрасной коже — сможешь ли ты когда-нибудь снова посмотреть на меня так же, как сейчас?
— Антонин, я… — она попыталась возразить, но он приложил палец к ее губам.
— Solnyshko, nyet — Я не буду этого делать. Я больше ничего не заберу у тебя, — заявил он. — Я уже достаточно искалечил тебя в этой жизни.
— Черт возьми, Антонин! — закричала Гермиона. — Я официально умоляю, чтобы ты продолжал калечить меня.
Она уже давно пересекла границы своего чувства стыда. Гермиона впилась ногтями в его плечи и закинула ногу на его талию, заставив Антонина закрыть глаза, закусить губу и обреченно застонать. Гермиона не знала, и по большому счету ей было все равно, вызвано ли ее лихорадочное желание его вампирским обаянием или только им, этим мужчиной, кем бы он ни являлся — живым, мертвым или восставшим из мертвых.
В какой-то момент она почувствовала, что Антонин закрылся от ее неистовой страсти.
— Гермиона Грейнджер, — предостерегающе прорычал он и медленно опустил ее ногу. Выглядело так, как будто ему не хотелось этого делать. Антонин сделал несколько глубоких прерывистых вдохов. Его глаза были все еще закрыты. — Мне запрещено покидать этот коттедж. Сейчас, — сказал он, открывая глаза их и делая шаг назад, — я прошу тебя со всей сдержанностью, которой еще обладаю, покинуть меня.
— Пожалуйста, — взмолилась она, ее голос звучал жалобно, демонстрируя, что она окончательно переступила через свою гриффиндорскую гордость. — Антонин, я не могу позволить тебе так поступать с собой…
Но менее чем за долю секунды Антонин, применив свою сверхъестественную скорость, как и несколькими минутами ранее, поднял ее, поставил на крыльцо, тщательно избегая ступать за пределы защитных чар, захлопнул деревянную дверь и запер на засов.
========== Часть 3 ==========
Комментарий к Часть 3
Примечание от переводчика: Для лучшего восприятия образа Роули представьте себе Криса Хемсворта в роли Тора.
— Как дела у Антошки? Ты уже призналась ему в любви?
Торфинн сидел на большом кожаном диване в своей гостиной, а Гермиона достала из сумочки и положила запечатанное рукописное письмо перед ним на стеклянный кофейный столик.
В течение последних шести месяцев, поскольку ни Торфинн, ни Антонин не могли вызывать патронус, или общаться друг с другом каким-либо иным способом, Гермиона взяла на себя смелость поддерживать их обмен письмами, находя их крепкую дружбу довольно милой. Строго говоря, это не соответствовало правилам ареста, но и не совсем противоречило им. В любом случае, у Торфинна осталась всего пара недель ареста, и вскоре он сможет аппарировать в Озерный край и самостоятельно навестить Антонина.
— Дела не очень хорошо. Не совсем призналась, — ответила она, откинувшись в кресле-мешке и разглядывая многочисленные постеры в рамках — «Металлика», «Мегадет», «Раммштайн», «Джудас Прист», «Айсед Ерс», «Амон Амарт», «Саботон» — пока Торфинн заканчивал забивать свой кальян.
— Мне… очень жаль, Гермиона, — искренне произнес Роули, делая несколько затяжек, чтобы раскурить кальян.
Мэнский кот Лемми{?}[Кот Торфинна назван в честь безвременно ушедшего солиста группы Motorhead] запрыгнул ей на колени, мурлыча и требуя погладить его по голове.
— Вообще-то, — уточнила она с глубоким вздохом, — это была… настоящая катастрофа.
Гермиона уделила необходимое внимание Лемми, поглаживая его шерстку, пока рассказывала Торфинну об обстоятельствах вчерашнего визита в коттедж Долохова. Она не стала вдаваться в подробности всего, что сказал ей Антонин, поскольку все еще переваривала это сама, но попыталась изложить Торфинну основные моменты визита. Сейчас встречи с Роули для нее приобрели характер дружеских посиделок, нежели рабочего задания, поскольку Торфинн давно передал ей всю информацию, которой владел. По крайней мере, Гермиона считала именно так.
— Яйца Одина, — выдохнул он, предлагая ей затянуться кальяном, от чего она вежливо отказалась — почему-то от кальяна у нее начинала болеть голова. — Не могу, блядь, поверить, что он тебе отказал. Какой идиот. Вот погоди, получит он от меня следующее письмо! — предупредил он, посмеиваясь.
— Честно говоря, я тоже этого не понимаю, если только он не находит меня отвратительной, что…
— Ха-ха, нет, это не так, — перебил Торфинн, — поверь мне. Он просто гребаный придурок. Откровенно говоря, позволить ему питаться тобой — это меньшее, что ты можешь сделать после…
У Торфинна было много выдающихся способностей, но ложь не была одной из них. Его рука, сжимавшая шланг кальяна, застыла в воздухе, а голубые глаза расширились и напоминали большие бирюзовые кабошоны.
— …меньшее, что я могу сделать после чего, Торфинн? — настойчиво спросила Гермиона, резко выпрямляясь на своем кресле-мешке с фасолью и отправляя испуганного кота на кухню.
— Да, ничего, я просто пошутил. Дурацкая шутка. Не беспокойся об этом…
— Нет, Торфинн, это была не шутка. Я уже достаточно хорошо знаю тебя, чтобы распознать ложь. И, судя по всему, ты говорил не об инциденте с моим шрамом, поскольку о нем я давно уже знала, а ты выглядишь так, будто тебя только что поймали на разглашении государственной тайны. Что ты скрываешь от меня?
— Это лишь… это лишь расстроит тебя, поверь, — предостерег Торфинн, поднимая руку. — Это огорчит тебя, а мы не хотели, чтобы тебе было больно.
— Мы? — прошипела она, совершенно разгневанная. — Хорошо, что вы оба скрываете от меня?
Гермиона скрестила руки на груди. Торфинн потер лицо обеими руками.
— Он меня, блядь, убьет, — пробормотал он. — Ладно, — выдохнул Торфинн, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени. — Это о том, почему он превратился в вампира.
Гермиона резко втянула воздух, внезапный выброс адреналина обострил все ее чувства: фруктовый аромат кальяна, хруст, с которым Лемми ест свой корм Мяу Микс на кухне, легкое дуновение от потолочного вентилятора и выражение лица Торфинна. Его красивые скандинавские черты исказились неловкостью и страхом.
— Он категорически отказался обсуждать это со мной.
Торфинн сокрушенно усмехнулся и покачал головой.
— Ага, и на это есть причина. Антонин чертовски без ума от тебя, Гермиона. Словно помешанный. Это началось уже давно, еще до того, как ты стала работать с его делом. На самом деле, я бы назвал это одержимостью. Но поскольку ты теперь тоже без ума от него, я думаю: у вас, ребята, все получится.
Гермиона не хотела, чтобы он прерывал рассказ, но не смогла сдержать смешок. Возможно, ей следовало смутиться от такой откровенности, но их общение с Торфинном всегда было легким и непринужденным, и она не чувствовала с ним смущения.