Существование собственности обеспечивается полицией[884] и войсками[885]. «Нельзя нам притворяться, что мы не видим того городового, который с заряженным револьвером ходит перед окнами, защищая нас, в то время как мы едим свой вкусный обед или смотрим новую пьесу, и не думаем про тех солдат, которые каждую минуту готовы въехать с ружьями и боевыми патронами туда, где будет нарушена наша собственность. Ведь мы знаем очень хорошо, что, если мы можем спокойно есть свой обед, и смотреть новую пьесу, и гулять безопасно, быть на елке, на катанье, скачке или охоте, то только благодаря пуле городового и оружию солдата, которые готовы пробить голодное брюхо того бедняка, который из-за угла, облизываясь, глядит на наши удовольствия и тотчас же уничтожит их, как только уйдет городовой с револьвером или не будет солдата в казармах, готового явиться по нашему первому зову»[886].
3. Осуществляемое в собственности господство имущих над неимущими покоится на физическом насилии, которое совершается самими же угнетаемыми.
Те самые люди из неимущего класса, которые благодаря существованию собственности находятся в зависимости от имущих классов, должны нести полицейские обязанности, служить в войске, платить подати, на которые содержится полиция и войско, и так или иначе или самим участвовать в совершении того насилия, которым держится собственность, или же поддерживать это насилие[887]. «Ведь если бы не было этих людей, готовых по приказанию истязать и убивать первого встречного, никто никогда не решился бы утверждать то, что с уверенностью утверждают все праздные землевладельцы, а именно, что земля, окружающая мрущих от голода крестьян, есть собственность человека, не работающего на ней»[888]; «не могло бы никогда прийти в голову помещику отнять у мужика лес, им выращенный»[889], и никто не стал бы утверждать «что мошеннически собранные хлебные запасы должны храниться в целости среди изголодавшегося населения, потому что купцу нужны барыши»[890].
II. Любовь требует того, чтобы собственность была заменена единственно такой формой распределения богатств, которая всецело основана на ее требованиях. «Невозможность вести прежнюю жизнь и необходимость установить новые формы жизни»[891] тоже связаны с распределением богатств. «Уничтожение собственности»[892] и замена ее новой формой распределения — вот один из вопросов, стоящих теперь на очереди»[893].
По закону любви каждый человек, трудящийся соответственно своим силам, должен иметь все то, в чем он нуждается, но не более этого.
1. То, что всякий человек, трудящийся по мере своих сил, должен пользоваться всем необходимым ему, но только необходимым, следует из двух предписаний, вытекающих из закона любви.
Первое из этих предписаний повелевает человеку «не требовать труда от других, а самому всю жизнь свою посвятить труду для других. «Человек не затем живет, чтобы на него работали, а чтобы самому работать»[894]. Поэтому он не должен считаться с другими из-за своей работы и думать, «что имеет право на тем большее пропитание, чем больше и полезнее его работа»[895]. Исполнение этого предписания доставляет каждому человеку то, в чем он нуждается. Прежде всего это относится к здоровому взрослому человеку. «Если человек работает, то работа кормит его. И если трудом этого человека пользуется другой человек, то он должен тоже кормить его, так как пользуется его работой»[896]. Человек обеспечивает «свое пропитание не тем, что он отнимает его у других, а тем, что он становится полезен и нужен другим. Чем нужнее он для других, тем обеспеченнее будет его существование»[897]. Но исполнение предписания, требующего того, чтобы человек служил другим, доставляет пропитание также и больным, старикам и детям. Люди «не перестают кормить заболевшее животное. Они даже старую лошадь не убивают, а дают ей посильную работу; они выращивают целые семейства ягнят, поросят и щенят, ожидая от них пользы. Как же не будут они в таком случае кормить необходимого для них человека, когда он заболеет? Как не постараются подыскать посильной работы и старому и малому? Как не станут растить людей, которые в свою очередь будут на них же работать»?[898]
Второе предписание, вытекающее из закона любви и требующее, чтобы каждый человек, работающий по своим силам, имел то, что ему необходимо, хотя и не более того, гласит: «Делись тем, что у тебя есть, с другими, не собирай богатств»[899]. «На вопрос своих слушателей о том, что делать, Иоанн Креститель просто, коротко и ясно отвечал: кто имеет две одежды, пусть даст тому, у кого нет, кто имеет пищу, пусть делает то же (Лк. III, 10,11). Тоже самое, только с большей ясностью и прямотой много раз говорил Христос. Он говорил: счастливы бедные и горе богатым. Он говорил, что нельзя сразу служить и Богу и мамоне. Он запретил своим ученикам не только брать деньги, но даже иметь две одежды. Он сказал богатому юноше, что он не может войти в царствие Божие, потому что он богат, и что легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в царство небесное; он сказал, что тот, кто не оставит всего, — и дома, и детей, и поля — для того, чтобы идти за ним, тот не его ученик. Он рассказал своим слушателям притчу о богатом, который не делал ничего дурного, как и наши богатые, кроме того, что хорошо одевался, сладко ел и пил и погубил только этим свою душу, и о бедном Лазаре, который не сделал ничего хорошего, но получил спасение только оттого, что он был нищий»[900].
2. Каковы же будут детали такого распределения богатств?
Это можно видеть всего лучше на примере русских колонистов. Они приходят на землю, садятся на нее и начинают работать, и никому из них в голову не приходит, чтобы человек, не пользующийся землей, мог иметь какие-нибудь права на нее; напротив того, колонисты считают землю прежде всего общим достоянием и признают безусловно справедливым, чтобы каждый косил и пахал там, где только хочет. Для обработки земли, для разведения садов и для постройки домов эти колонисты заводят орудия труда, и никому в голову не приходит, что эти орудия труда могут сами по себе приносить доход; напротив, колонисты думают, что всякий доход насчет орудий труда, всякий процент на счет ссужаемого хлеба и т. д. есть несправедливость. Они работают на вольной земле своими или ссуженными им без процента орудиями, каждый для себя или все вместе на общее дело»[901].
«Говоря о такой общине людей, я не фантазирую нисколько, а описываю только то, что происходило всегда и происходит теперь не только у русских поселенцев, а повсюду, где еще не нарушено ничем естественное состояние людей. Я описываю то, что представляется каждому человеку естественным и разумным. Люди поселяются на земле, и каждый из них берется за свойственное ему дело, они приготовляют себе орудия труда и делают свое дело. Если же людям удобнее работать вместе, они образуют артель»[902]. Но ни в отдельном хозяйстве, ни в артелях «ни вода, ни земля, ни одежда, ни плуг не могут никому принадлежать, кроме тех, которые пьют воду, носят одежду и работают плугом, потому что все эти вещи нужны только тем, которые ими пользуются»[903]. «Своим» можно называть «только свой труд»[904], который дает человеку столько, сколько ему надо[905].