Употребление понятий правового определения и конвенционального правила по содержанию в различное время и у различных народов, таким образом, переплетается; определение этих понятий в их противоположении должно, следовательно, быть производимо на основании независимого от их случайного исторического содержания критерия, согласно роду их формального значения. Для точного вопроса об этом признаке, различающем правовое определение и конвенциональное правило ввиду того, что они одинаково суть нормы, которые регулируют жизнь отдельного человека извне, из цитированных слов «в общем имеет перевес» и «более или менее характерно», нечего позаимствовать.
Я вижу различающий право и конвенциональное правило признак во временно отличном притязании на значение.
Право стремится иметь объективное значение над отдельным человеком. Оно претендует на веление, совершенно независимо от согласия людей, с ним связанных, в котором, следовательно, нельзя видеть основания для связующей силы правового порядка. Правовое определение указывает, кто подчинен ему, при каких условиях вступает в него и при каких условиях должен быть из него исключен. Тот, кто стремится увильнуть от правовых законов и, быть может, внешним образом действительно их избегает, тот нарушает право, но нисколько не свободен от него: он, как и прежде, подчиняется ему; значение права прекращается только сообразно его собственному определению.
Конвенциональное правило по самой своей сущности имеет значение исключительно благодаря согласию со стороны ему подчиняющихся людей; быть может, благодаря молчаливому согласию, как это по большей части бывает в наших социальных отношениях, но всегда благодаря особому на то согласию. Как скоро последнее не существует более и до сих пор подчинявшийся господству этого правила индивидуум хочет освободиться от него, он может это сделать беспрепятственно: основанием связующего значения конвенционального правила является внешнее, проистекающее из согласия самоподчинение отдельных людей.
Это различие может быть легко пояснено, начиная от простых примеров повседневной жизни и кончая труднейшими вопросами: кто не кланяется, не получает ответного поклона; кто не дает удовлетворения, стоит вне рыцарского кодекса чести; и когда Зом устраняет правовое принуждение в церковной организации, как нечто несправедливое, и согласен признавать подобную организацию соответствующей сущности церкви только в форме конвенциональных правил — то это вполне согласуется с нашими конвенциональными правилами[1187].
При этом, конечно, для всех этих вопросов безразлично, легко ли человеку в действительности выйти из конвенционального общества, или же это представляет для него величайшие трудности. По отношению к такому фактическому могуществу наши конвенциональные правила могли бы претендовать иногда на более значительные преимущества сравнительно с юридическим велением. Кто уже не испытал на себе давления конвенционального принуждения, и как часто случается, при конфликтах такого принуждения с противостоящим ему велением правового порядка, например, при вопросе о принятии и разглашении дуэли, что требование правового закона не принимается во внимание, а противоречащая ему конвенциональная норма получает сильное подкрепление в своем приложении к жизни.
Но то, что мы хотим здесь установить, не есть историческое наблюдение, описание или сравнение обеих категорий правил по их действительной силе, а выяснение их понятий в логическом отношении. Их противоречие друг другу основывается на смысле их притязаний. Благодаря этому устанавливается общий признак для разделения этих двух возможных групп правил, признак, который независим от вопроса о том, какое употребление делалось до сих пор в течение истории из обоих понятий и какое еще можно сейчас наблюдать, а равным образом и от вопроса о том, какое фактическое влияние можно ожидать на опыте от одного из этих правил на отдельных людей при тех или других обстоятельствах.
Наконец, для нашего объяснения не имеет значения и то, очень ли облегчает правовой порядок для подчиняющихся ему людей выход из правового союза, или даже оставляет ли он его совершенно свободным. В новое время в противоположность прежним узким законам этого рода мы знаем весьма незначительные ограничения; так, согласно нынешнему государственному праву, каждому немецкому подданному уход из подданства запрещается только на законом определенных основаниях, касающихся военной службы; но уходящий обязан, согласно закону, оставить пределы государства в течение шести месяцев[1188]. Но как бы ни хотело отдельное законодательство в этом вопросе обнаруживать всегда либеральные тенденции, правомерный выход одного из подчиняющихся ему людей основывается, в сущности, на разрешении сюда относящегося правового порядка, и каждый момент может произойти изменение этих правовых определений, чем и будет снова подтвержден особенный, много раз указанный характер притязаний права.
Поэтому было полным непониманием, когда один рецензент книги Зома[1189] защищал, ему в противоположность, что постулат Зома справедлив единственно только против строгих и нетерпимых церковно-правовых определений, но не годен по отношению к либеральным церковным законам, ибо даже и самое широкое допущение выхода из юридически организованного общества все же ограничивается тем, что другие люди думают о том, что значит и при каких условиях можно принадлежать к церковному обществу; Зом с правом может возразить, что понятию церкви, как общества людей, связанных общей верой, не соответствовала бы совсем претензия на внешнее правовое определение общества, что это скорее — поскольку необходимы внешние формы — может быть выполнено лишь путем конвенциональных формы правил и что между этими конвенциональными обществами и церковными союзами, сколько они ни были бы либеральны, должна всегда существовать неизбежным образом непроходимая пропасть.
Сообразно всему этому мы можем теперь явственнее проанализировать анархизм в духе учения Штирнера.
Это направление, таким образом, требовало бы социальной организации только на основании конвенциональных правил. Эта теория тоже не имеет никаких стремлений к беспорядку и анархии в обыкновенном смысле слова: но она исходит из того, что стремление к вступлению в соглашение между людьми будет существовать всегда, и не заботится о том, может ли вообще существовать какая-либо организация при отсутствии правового принуждения. Урегулированные союзы людей будут существовать всегда, и люди всегда будут жить в упорядоченных группах. Но эти организации не будут тогда претендовать на какое-либо значение над отдельным человеком, как это имеет место в настоящее время при наших конвенциональных правилах: основанием связующей силы должно быть действительно свободное соглашение подчиняющихся; никакое социальное правило не может согласно своим полномочиям переступить гипотетическое: «Если ты хочешь получить от нас пользу, то вступи с нами в союз на определенных правилах». Правовое и государственное веление согласно своему понятию есть простое принуждение, не содержит само по себе ничего другого, кроме грубого принуждения, и не может быть рассматриваемо или справедливо дедуцируемо иначе, как грубая власть и насилие.
Ни Прудон, ни Штирнер не имели в анархизме непосредственных последователей и единомыслящей школы. И когда в шестидесятых годах получило жизнь современное анархическое движение, то оно тоже в весьма немногом примкнуло к этим теоретикам; только в последнее время снова замечается склонность видеть в них основополагателей. Однако в новом периоде своего развита теория анархизма не обнаружила более углубленной разработки. Стремление к немедленному использованию ее для практически-политического момента и заботы о подходящих эффектах и ясных для агитации аргументах и здесь также омрачили чистоту научных оснований. Там же, где была потребность в достаточном теоретическом базисе, там в запутанной и сбивающей с толку форме были слиты вместе, по существу, несоединимые дедукции выше исследованных писателей.
1187
Sohm, Handbuch des Kirchenrechts. Bd. I: Die geschichtlichen Grundlagen (1892). Руководящими положениями Зома являются следующие: «Сущность церкви находится в противоречии с сущностью права. Духовная сущность церкви исключает всякий правовой порядок. При установлении церковного права приходят к противоречию с сущностью церкви».
1188
Reichs-Gesetz über die Erwerbung und den Verlust der Reichs- und Staatsangehörigkeit, v. 1. juni 1870, §§ 15–19, Xfel. auch Zusatzkonvention zum Frankfurter Frieden, die Option von Elsass-Lothringem betr. v. 11. Dezember 1871. Art. 1.