— Послушай, Ник. Я знаю, что жизнь — тяжелая вещь. Жизнь с маленькими детьми изматывает и изнуряет. Я понимаю, что жизненный этап, на котором мы находимся... может вызвать напряжение в отношениях... даже в самых удачных браках... но... просто я не чувствую прежней близости между нами. И меня это огорчает...
Поскольку возразить на мое заявление Нику нечего, он чуть кивает и осторожно говорит:
— Мне жаль, что ты огорчаешься...
— А что ты чувствуешь? — спрашиваю я.
Он озадаченно на меня смотрит.
— Ты счастлив?
— Что ты имеешь в виду?
Я знаю, он прекрасно понимает, что я имею в виду, но я все-таки расшифровываю это для него.
— Ты доволен своей жизнью? Нашей жизнью?
— Вполне доволен, — отвечает он, не донеся ложку до рта; с застывшей улыбкой он напоминает мне участника игры, который знает ответ, но все еще перепроверяет себя перед финальным сигналом.
— Вполне доволен? — переспрашиваю я, уязвленная его определением.
— Тесса, — говорит Ник, опуская ложку и заметно мрачнея. — Что все это значит?
Я сглатываю образовавшийся в горле комок и говорю:
— Что-то происходит. Ты кажешься отчужденным... как будто тебя гложет беспокойство. А я просто не понимаю, работа это, жизнь вообще или дети. Или я...
Прочистив горло, он отвечает:
— Я даже не знаю, как на это ответить...
Во мне поднимается волна разочарования и начинает шевелиться злость.
— Это не ловушка, Ник. Я хочу просто объясниться. Поговори со мной. Пожалуйста.
Я жду ответа, глядя на его лицо между нижней губой и подбородком, желая и поцеловать Ника, и в то же время закатить ему оплеуху.
— Я не понимаю, чего ты в этом смысле хочешь... — начинает он. — Не знаю, что ищешь.
Он несколько секунд смотрит прямо на меня, а потом опускает глаза, чтобы приготовить себе сашими. Он аккуратно наливает в свое блюдечко соевый соус, добавляет щепотку васаби и смешивает их палочками.
— Я хочу знать, как ты себя чувствуешь, — уже умоляю я Ника.
Он смотрит на меня в упор и произносит:
— Я не знаю, как я себя чувствую.
Что-то внутри меня ломается, и я даю волю сарказму, почти всегда опасному в разговоре между мужем и женой.
— Ну что ж. Давай зайдем с другой стороны. Не поведаешь ли, где ты был вчера вечером?
Он тупо таращится на меня.
— Я был в больнице. Приехал домой около пяти, поужинал с детьми и на несколько часов ушел.
— Ты был в больнице весь день? — нажимаю я, вознося отчаянную молитву, что Роми обозналась и ей срочно нужны очки.
— В основном, — отвечает Ник.
— Значит, вчера ты в «Лонгмер» не ездил? — выпаливаю я.
Пожимая плечами и отводя взгляд, он говорит:
— О. Да. А что?
— Что? — переспрашиваю я, не веря своим ушам. — Что?
— Да. А что? — отрезает он. — В смысле — почему ты спрашиваешь? В смысле — зачем ты прилетела домой на день раньше? Чтобы задать мне этот вопрос?
Я качаю головой, не желая быть обманутой его шитой белыми нитками хитростью.
— Почему ты там был? Знакомился со школой? Оставил заявление? Это имело какое-то отношение к Руби?
Я уже знаю его ответ, когда Ник со вздохом начинает:
— Это длинная история.
— Мы никуда не торопимся.
— Я совсем не хочу говорить об этом сейчас.
— Но выбора у тебя нет. Нет, если ты женат.
— Видишь. Опять ты за свое, — произносит он, словно на него нисходит озарение, молниеносное проникновение в суть моей таинственной, сложной личности.
— Что это, по-твоему, значит? — спрашиваю я.
— Это значит... в нашем браке осталось, похоже, не так много альтернатив. Если только они не исходят от тебя.
— Что? — кричу я, первой повысив голос, чего поклялась не делать.
— Ты все распланировала. Где мы будем жить. В какой клуб нам надо вступить. В какую школу должны ходить наши дети. Кто будет нашими друзьями. Что мы делаем каждый час, минуту, секунду нашего свободного времени.
— О чем ты говоришь? — спрашиваю я.
Не обращая на меня внимания, он продолжает свою тираду:
— Касается ли это марш-броска по «Таргету», вечеринки на Хеллоуин у соседей или экскурсии по школе. Черт, ты даже определяешь, что мне надеть в моем собственном доме, чтобы съесть готовые суши. Бога ради, Тесса!..
Сглотнув комок, я защищаюсь, хотя меня по-прежнему захлестывает гнев.
— Тогда скажи мне, — сквозь зубы цежу я, — как давно ты чувствуешь себя подобным образом?
— Уже некоторое время.
— Значит, это не имеет отношения к Вэлери Андерсон? — встаю я на опасный путь.
Он не вздрагивает. Даже не моргает.
— Может, ты сама и скажешь, Тесса? Поскольку ты, кажется, знаешь ответы на все вопросы.