— Он всегда будет мне дорог, — говорит она. — И ты всегда будешь ему дорог.
Чарли не поддается на обман и, пристально глядя матери в глаза, спрашивает:
— Вы поссорились?
Вэлери понимает: она больше не может уходить от этого вопроса, и у нее нет иного выбора, кроме как нанести Чарли удар. За два дня до Рождества.
— Чарли. Нет. Мы не поссорились... Мы просто решили, что больше нам не следует дружить. — Вэлери волнуется, сомневаясь в правильности своих объяснений. В очередной раз.
Сын смотрит на нее так, будто она сообщила ему, что Санта-Клауса не существует. Или он настоящий, но просто в этом году не заглянет в их дом.
— Почему? — спрашивает Чарли.
— Потому что Ник женат и у него есть двое своих детей... он не принадлежит к нашей семье.
И никогда не будет принадлежать, думает она. Затем заставляет себя произнести эти слова вслух.
— Но он будет меня лечить? — напряженно, с оттенком паники в голосе спрашивает Чарли.
Вэлери качает головой и как можно бодрее говорит, что у них теперь новый врач, врач, который когда-то научил всему Ника.
При этих словах Чарли начинает задыхаться, глаза у него расширяются, краснеют и наливаются слезами.
— Значит, я тоже не смогу с ним дружить? — спрашивает он.
Вэлери медленно, еле заметно качает головой.
— Почему? — уже кричит и плачет Чарли. — Почему я не смогу?
— Чарли...
Вэлери понимает: у нее нет подходящего объяснения для Чарли; понимает, что всего этого можно было избежать, если бы не ее эгоизм.
— Я сейчас ему позвоню! — кричит Чарли, садится на пятки, вскакивает. — Он сказал мне, что я могу звонить ему в любое время!
Задыхаясь от чувства вины и печали, Вэлери тянется к сыну. Он со злостью сопротивляется, отбивается от ее рук.
— Он дал мне свой номер! — всхлипывает Чарли, шрам на щеке краснеет, это видно под другим углом освещения. — У меня есть для него подарок!
Она снова пытается его удержать, ей это удается, и она крепко-крепко его обнимает.
— Милый, — говорит она, прижимая к себе Чарли. — Все образуется.
— Я хочу папу, — плачет он, обмякнув в ее руках.
— Знаю, мой хороший, — отвечает Вэлери, сердце ее болит еще сильнее. Она и подумать не могла, что такое возможно.
— Почему у меня нет папы? — продолжает он плакать, его рыдания понемногу стихают, сменяясь тихим всхлипыванием. — Где мой папа?
— Не знаю, милый.
— Он нас бросил. Все нас бросают.
— Нет, — сама расплакавшись и уткнувшись сыну в волосы, говорит Вэлери. — Он бросил меня. А не тебя.
Она не совсем понимает, о ком говорит, но снова повторяет это, уже тверже.
— Не тебя, Чарли. Тебя — никогда.
— Как жалко, что у меня нет папы, — шепчет мальчик. — Вот бы ты нашла моего папу.
Вэлери открывает рот и хочет сказать то, что всегда говорит ему: все семьи разные, и так много людей его любят, — но она понимает, этого будет недостаточно. Ни теперь, ни когда-либо. Поэтому она лишь снова и снова повторяет имя сына, обнимая его под их идеально освещенной елкой.
ТЕССА: глава тридцать девятая
Я велела ему уходить. Я хотела, чтобы он ушел. Но все равно ненавижу его за то, что он меня послушался, не остался и не заставил меня сражаться. Я ненавижу его за то, как он спокойно пошел к двери, за выражение его лица, когда он обернулся ко мне: губы его раскрылись, словно он хотел что-то сказать напоследок. Я ждала какой-то мудрости, слов о незабываемом чувстве, которые я могла бы повторять в последующие часы, дни, годы. Того, что помогло бы мне разобраться в произошедшем со мной и нашей семьей. Однако он промолчал — возможно, передумал. Но скорее всего ему вообще нечего было сказать. Затем он исчез из виду. Через несколько секунд открылась и закрылась дверь с характерным, завершающим стуком — звуком ухода. Звуком, который всегда мимолетно меня печалил, даже если я знала, что эти люди вернутся, пусть даже гость, которого я уже готова была проводить. Поэтому мне не следовало удивляться, что тот момент и последующее зловещее спокойствие оказались хуже самой минуты признания Ника.
И вот я стояла одна, голова кружилась, дыхание перехватывало, а потом я села на диван, дожидаясь прихода ярости, неконтролируемого порыва что-нибудь разрушить. Разрезать его любимые сорочки, разбить заключенные в рамку его памятные фотографии «Ред сокс», сжечь наши свадебные фото. Отреагировать, как, предположительно, должна реагировать женщина в такой ситуации. Как моя мать, разнесшая новый автомобиль отца бейсбольной битой. Я до сих пор слышу разлетающиеся со взрывом стекла, еще долго после того, как отец подмел и вымыл из шланга место преступления, вижу на подъездной дорожке следы побоища, эти отдельные осколки, сверкавшие в солнечные дни напоминанием о нашей разбившейся семье.