— Тебе обязательно нужно туда поехать, Барб. Тебе понравится, — говорит отец, глядя на закупоренную бутылку вина на рабочем столе, и предлагает выпить еще по бокальчику. Вопреки своим убеждениям я пожимаю плечами и соглашаюсь, а затем смотрю, как он щедро наполняет три бокала и передает один мне, другой моей матери. Та берет его, преспокойненько чокается с отцом, потом со мной. Она не предлагает никакого тоста, лишь с улыбкой подмигивает, как будто признавая необычность и в то же время какую-то радостность этого дня. Я делаю большой глоток, и в этот момент в дом врываются Руби и Фрэнк в сопровождении Кэролайн.
— Бабушка и дедушка! — вопят в унисон дети, совершенно вроде бы не удивляясь тому, что видят их вместе.
В течение минуты, сюрреалистичной, приятной, но с оттенком печали, я смотрю, как все четверо обнимаются, а потом возвращаюсь к более насущным делам — оплачиваю услуги Кэролайн, забираю с переднего крыльца предсказуемо маленький по размеру подарок Ника и смахиваю со стола крошки, оставшиеся от обеда Фрэнка. Затем, пока отец показывает детям фокусы, а мама колоритно их комментирует, я тихонько прошу разрешения отлучиться и с облегчением вижу, что никто не возражает и даже, по-моему, не обращает внимания.
Снова оказавшись в одиночестве в своей комнате, я допиваю вино и сворачиваюсь калачиком на застеленной кровати. Протаращившись несколько минут в пространство, я закрываю глаза и прислушиваюсь к слабо доносящемуся снизу смеху моих родителей и детей, размышляю над странностью этого дня — каким он был одновременно удивительным, грустным и успокаивающим.
Уже погружаясь в сон, я вспоминаю слова Декса в канун Рождества — он никогда не изменял Рэйчел, а изменял только с ней, потому что любил ее. Затем я думаю о замечании своего отца о Диане сегодня за ленчем, о его намеке, что дело было совершенно не в ней, она не была катализатором разрыва родителей, а лишь симптомом проблемы. Затем, против своей воли, я думаю о ней. О Вэлери. Я прикидываю, к какой категории относится она и не соединятся ли в итоге они с Ником, если я навсегда решу с ним расстаться. Я представляю своих детей с ней, сводных брата и сестру с ее сыном. Потом засыпаю, воображая себе новую смешанную семью, едущую по Ханою на велорикше, пока я сижу дома, заметая под кухонный стол крошки, ожесточенная и одинокая.
Проснувшись, я вижу свою мать, которая сидит на краю моей кровати и смотрит на меня.
— Сколько времени? — бормочу я, открыв глаза.
— Чуть больше шести. Дети поели, и твой отец искупал их. Сейчас они в игровой комнате.
Пораженная, я сажусь, сообразив, что проспала больше двух часов.
— Он еще здесь?
— Нет. Уехал довольно давно. Он не захотел тебя будить. Попросил попрощаться за него и сказать, что он тебя любит.
Я тру глаза, вспоминая свой яркий сон о Нике и Вэлери, более четкий и тревожащий, чем представление о них в кабинке велорикши.
— Мама, — говорю я, переполняемая внезапной, поразительной убежденностью в том, что мне требуется для того, чтобы двинуться дальше, тем или иным путем. — Я должна знать.
Она кивает, словно прекрасно понимает, о чем я думаю и что хочу сказать.
— Мне нужно знать, — говорю я, не в силах отделаться от образов своего сна. Ник смешит ее на кухне, где они готовят обед ко Дню благодарения. Ник читает на ночь ее сыну. Ник намыливает ей спину и целует в красивой ванне на львиных лапах.
Мама снова кивает и обнимает меня, а навязчивые образы продолжают кружиться. Я пытаюсь остановить их или хотя бы отмотать назад, гадая, как все это началось. Была ли это любовь с первого взгляда? Или дружба, которая медленно превратилась в физическое влечение? А может, внезапное озарение на одну ночь? Родилось ли это из какого-то изъяна в нашем браке или из истиннейших, глубочайших чувств, ну хотя бы из сочувствия пострадавшему ребенку и его матери? Мне нужно точно знать, что случилось в промежутке и как и почему это закончилось. Мне нужно узнать, как она выглядит, что она собой представляет. Мне нужно услышать ее голос, увидеть, как она двигается, посмотреть ей в глаза. Мне нужно знать все. Мне нужно знать всю болезненную правду.
Поэтому, пока не передумала, я беру телефон и набираю номер, который запомнила со Дня благодарения. Охваченная страхом, но полная решимости, я, закрыв глаза, беру мамину руку и жду начала своих открытий.
ВЭЛЕРИ: глава сорок вторая