Однако этим вечером, после съеденного над кухонной раковиной сандвича с арахисовым маслом и желе и благополучного водворения в постель в любимой белой фланелевой ночной рубашке с отделкой из мережки, Вэлери испытывает приступ острой тоски, неопровержимо свидетельствующий об отсутствии чего-то. Сначала она считает, что ей недостает Чарли, который впервые в жизни не спит в соседней комнате. Но потом она вспоминает тот мягкий свет в верхнем этаже тюдоровского особняка и понимает: дело совсем в другом.
Она смотрит в темноту и пытается представить кого-то в постели рядом с собой, пытается вспомнить ощущение переплетенности с другим человеком, в поту, задыхающейся, удовлетворенной.
Вот тогда-то она закрывает глаза и видит его лицо, и ее сердце снова начинает учащенно биться, как в больничном кафетерии, когда они пили кофе, и перед его домом.
Вэлери знает, что подобные мысли о женатом мужчине недопустимы, но все равно позволяет себе отдаться этим мыслям, повернувшись на бок и уткнувшись в подушку. «Кому нужен мужчина?» — пытается напомнить себе Вэлери. Но засыпая, она думает: «Мне». И что еще важнее: «Чарли тоже».
ТЕССА: глава одиннадцатая
— Как продвигаются поиски школы? — спрашивает меня Рэйчел утром в воскресенье, сидя по-турецки на полу в нашей гостевой комнате и укладывая вещи для возвращения в Нью-Йорк. Мы впервые наедине за все выходные, так как мама улетела домой ранним рейсом, а Декс и Ник повели детей на прогулку — или «принудительный выгул», как назвала это Рэйчел, оторвав своих девочек от дивана.
Скорчив гримасу, я отвечаю:
— Это такая морока.
— Стало быть, ты окончательно исключила государственную начальную школу? — уточняет она, забирая в хвост волосы резинкой, которую носит на левом запястье, видимо, вместо часов. Волосы у нее длиной до плеч.
— Думаю, да. Ник за нее... наверное, потому, что сам учился в государственных школах... Ну а мы с Дексом в них не учились, как ты понимаешь... Думаю, все дело в том, кто к чему привык, — говорю я, надеясь что в этом кроется истинная причина расположения Ника к государственным школам, а не желание просто-напросто избавиться от поездок в школы, подачи заявок и разговоров на данную тему.
— Ну да. Мы с Ником из одного лагеря — я училась только в государственных школах, но поняла: в Hью-Йорке лучше пойти другим путем, — говорит она, раскладывая на ковре застежкой вниз маленькие Сарины блузки с цветочным узором. Затем она тщательно разглаживает морщинки, подворачивает внутрь рукава и с ловкостью| продавщицы универмага превращает одежки в аккуратные квадратики. Я запоминаю ее действия, но знаю, что никогда их не освою, как не могу научиться складывать на манер оригами наши столовые салфетки в отличие от Ника, который в совершенстве овладел этим, пока подрабатывал официантом в загородном клубе во время учебы в колледже.
— Я поклялась оставаться всегда спокойной, — говорю я, — но теперь, когда приходится этим заниматься, меня все бесят.
— Да, — кивает Рэйчел. — Меня больше трясло от заполнения заявлений для Джулии и Сары, чем при подаче документов в юридическую школу. Одно дело расписывать свою квалификацию и способности, но совсем другое — хвалиться собственной пятилетней дочерью... это как-то примитивно... Декс подошел к этому проще. В нашем эссе в «Спенс» он назвал Джулию «живым кареглазым чудом».
Я смеюсь.
— Так и написал?
— Слово в слово.
— Какая банальность, — говорю я, качая головой, вполне понятно изумляясь собственному брату банкиру, с виду такому сдержанному и обладающему чувством собственного достоинства, а в личной жизни — полному придурку. В то же время мне кажется, что отчасти поэтому у него такой удачный брак. Он и есть банальность, полная противоположность эффектности, а я, навидавшись за многие годы разных отношений, пришла к выводу: из эффектных мужчин получаются неважные мужья, и мой отец —первый из них.
— Да. Поэтому меня не удивил их отказ, — иронически усмехается Рэйчел. Весьма успешный человек, она, похоже, воспринимает этот отказ как своеобразный знак почета, как бы оставляя промах целиком на совести школы, и мне приходит в голову, что, несмотря на свою скромность, а иногда даже откровенную застенчивость, Рэйчел на самом деле — одна из самых уверенных в себе женщин из числа моих знакомых в отличие от Эйприл и стольких других матерей, стремление которых к совершенству является, как видно, способом справиться с подспудной неуверенностью в себе.